Наводка на резкость

- От страха, - отвечаю. И стали мы целоваться, со мной никогда такого не было.

Потом я вырвалась, убежала. Когда уезжали, спряталась от него в другую машину.

Еле ноги унесла.

А после думаю: дура. От чего я спасалась? Разве от этого спасаться надо? Чаще всего мы спасаемся как раз от того, к чему надо стремиться.

У Григория отдельная двухкомнатная квартира на седьмом этаже, много книг, ковров, телевизор, автомобиль - словом, большой джентльменский набор. Я пришла к нему через неделю, ни о чем не спрашивала. Он сам рассказал. Конечно, он женат, вернее - был женат, но полтора месяца назад его жена оставила эту шикарную квартиру и улетела в Ленинград, здесь ей пыльно, грязно и вообще химчистка далеко. Сына с собой забрала.

Теперь мой Григорий не женатый и не холостой, сам не знает. Если она подаст на развод, даст согласие, а первый подавать не станет, так он говорит.

Кто же я теперь? Тут уж все ясно: заурядная любовница. Не подумай, будто я прячусь и страдаю. Я просто счастлива. И Григорий меня любит, я это чувствую как женщина. Он просто не отходит от меня. Теперь он ждет письма от Веры (это его жена) - что она решит?

Видишь, как меня закружило и понесло против течения. Желаю тебе успеха и полного счастья (не как у меня - тайного). Обнимаю тебя, твоя Зоя.

28 июня"

"Дорогая Наташа.

Все пошло кувырком. Никогда не думала, что мое счастье окажется таким незадачливым. Все время приходится скрываться, таиться, по телефону говорить - и то шифром. Я ведь начинающая дрянь, во мне еще совесть бродит.

Григорию легче. У него работа. Он крупный технолог, все время изобретает прогрессивные процессы. Задумал создать совершенно новый реактор, но сам еще не знает какой.

А я зареванная живу. Все! Решила бросить. Не могу я так. Вчера только пришла к нему, соседка из 6-й квартиры тут как тут: "Григорий Сергеевич, у вас нет соли в долг? Ах, у вас гости, извините, пожалуйста". А сама так и зыркает. Я оставила ему купленную колбасу и побежала куда глаза глядят...

Наташа, не сердись, я тебя совсем забыла. Две недели письмо валялось в шкатулке недописанным, теперь продолжаю, хотя особых перемен у меня нет и не предвидится.

Первую неделю я мужественно держалась. Григорий человек чуткий, он меня разыскивал. Однако же не настолько упорно, чтобы я на него рассердилась. В это время мне Петр подвернулся, даже в кино с ним сходила, но никак на него не реагировала, так как полностью к нему равнодушна.

Иду мимо базара, а навстречу Григорий:

- Хорошо, что я тебя встретил. Шагом марш за мной.

- Куда?

- Пойдем, сама увидишь.

Пришли на переговорный пункт. Разговор был уже заказан. И он говорит своей благоверной: "Когда ты приедешь? Как никогда? Какая грязь? Никакой грязи, у нас три недели дождей не было". Григорий нарочно оставил дверь кабины открытой. Но я вышла на улицу. "Когда приедешь?" - "Никогда!" - я не могла этого слышать. А они проговорили на эту тему 34 минуты по автоматическому счетчику. Если люди так долго договариваются о расставании, значит, это гиблое дело. Я встала со скамейки и пошла через дорогу. Он догнал меня у молочного магазина:

- Хочешь, я первый на развод подам?

Я молчу.

- Я ей позвоню и скажу про тебя.

Я молчу. А ноги сами идут к его подъезду. Едва вошли, я сразу к нему на грудь:

- Не могу без тебя.

Вот какая гордая я теперь стала. Но и вечер тот был самый счастливый в жизни.

Утром просыпаюсь, Григорий уже что-то пишет за столом - опять про свои процессы?

- Знаешь, - говорит, - я по телефону ей не смогу сказать. Пороха не хватит. Вот я написал письмо и адрес моей рукой. Тут все сказано, как есть. Возьми опусти в ящик.

И протягивает мне конверт: Ленинград, улица Пестеля, 22. Я скорей его в сумочку, а дома, в общежитии своем, заложила в самую толстую книгу "Политическая экономия", а книгу - в чемодан на замок. Чтобы от греха подальше.

Никогда не опущу. Эх, Наташка, желаю тебе счастья, но не такого, как у меня. Обнимаю тебя, твоя Зоя.

24 июля.

P.S. Напиши мне что-нибудь скорей, посоветуй. Трудно мне".

11

Теперь мне оставалось полеживать на диване. Диск крутился беспрерывно. Герои сами являлись ко мне на пятый этаж. Каждый раз "новые вариации" начинались с новой главы.

Единственное неудобство подобного метода изучения жизни состояло в том, что я никогда не знал, чей монолог прозвучит следующим?

Но разве в реальной жизни было по-другому? Герои сами хватали меня за руку, сами решали, кто из них будет говорить первым.

В конце концов дело обстояло таким образом. Я обрел диск, но не получил свободы от героев. Так пусть же недостаток моей сорокапятки обернется достоинством, надо лишь набраться терпения и ждать решения самого диска, ведь я еще не выяснил до конца, насколько он разумен.

И снова нажимаю кнопки пуска: