Наводнение (сборник)

— Да. Когда узнала от вас, что Мишу ранили. Я позвонила Павлу Лаврентьевичу на работу. Попросила о встрече.

— Он не удивился?

— Не знаю. Он так владеет собой, — в голосе Травкиной сквозило восхищение.

— И что он вам ответил?

— Пожал плечами и сказал рассеянно: «Миша? Миша... Это какой же Миша, Еленочка? Там столько народу».

— И все?

— Все. Видите — он его даже не запомнил. Значит, поспорили из-за какого-то пустяка! И к нападению на Мишу Павел Лаврентьевич никакого отношения не имеет. А мне бог знает что померещилось. И вас я зря от дела оторвала, — Травкина робко посмотрела на полковника. — Но ходить с камнем на душе...

— Елена Сергеевна, не обижайтесь на мой бестактный вопрос, — Корнилов внутренне собрался, ожидая бурной реакции собеседницы. — А Павел Лаврентьевич отвечает вам взаимностью?

— Он, он... — растерялась Травкина. — Он очень добр, внимателен. Павел Лаврентьевич не знает о моем чувстве...

17

— Ну как вам понравилась эта дамочка? — спросил Бугаев полковника, встретив его в коридоре управления.

— По-моему, человек хороший. Добрый, — ответил Корнилов. — Только неустроенный.

— Хороший человек — не профессия, — Бугаев все еще не мог забыть, как Елена Сергеевна провела его.

— Конечно, Сеня. — В голосе полковника Бугаев почувствовал иронию. — Хороший человек — это такая малость. Только тому, кто придумывает афоризмы, вроде твоего, я бы с людьми запретил работать. — Он круто развернулся и пошагал к своему кабинету.

Последние год-два Корнилова постоянно мучила мысль: кого рекомендовать на свое место, когда он наконец соберется уйти на пенсию? Белянчикова или Бугаева?

Он понимал, что его могут и не спросить, а если спросят, совсем не обязательно, что с его рекомендацией посчитаются. Назначение начальника отдела в Управлении уголовного розыска такого большого города — дело совсем непростое. На своем веку Игорю Васильевичу не раз приходилось быть свидетелем того, что при выдвижении кадров выбор начальства падал вовсе не на самого способного. Разные были веяния: то искали человека «со стороны», даже из другого города. Потом главным критерием стало высшее образование, и опытнейшие «зубры», знавшие в лицо чуть ли не всех уголовников, уходили на пенсию, не дослужив даже положенного срока. Одно время создали «теорию» — в начальство нельзя ставить своего, человека, прослужившего долгий срок в подразделении. Он-де уже притерпелся к недостаткам, сдружился с людьми. Была мода на молодых и на старых, но только почему-то никак не хотели следовать естественному закону жизни, вечной и постепенной смене поколений...

И Юра Белянчиков, и Семен Бугаев были самыми способными работниками отдела. Основательность и некоторую медлительность Белянчикова дополняли острый ум и способность к импровизации Бугаева. Бугаев мог увлечься, загореться какой-то одной версией и в этой своей увлеченности упустить остальное, а Белянчиков иногда терял в темпе, просчитывая десятки вариантов. Они идеально дополняли друг друга, но руководить-то отделом должен был один. Сейчас таким одним был сам Корнилов, но он собирался на пенсию. И он боялся ошибиться в выборе. Игорь Васильевич знал, что ни тот, ни другой не обидятся, если шеф назовет его товарища своим преемником. Ни Белянчиков, ни Бугаев не были карьеристами. И это качество Корнилов ценил в них больше всего. Но он хотел, чтобы человек, которому предстояло сесть в его кресло, не только не был карьеристом, но и хорошо знал свое дело.

И все-таки иногда он отдавал предпочтение Бугаеву. Из-за того, что Семен был на пять лет моложе Белянчикова. У него оставалось больше времени для разбега. Для того чтобы не только набраться мудрости и опыта, но и применить их на практике.

18

Проехав Петродворец, черная «Волга» свернула с шоссе налево, на узкую асфальтовую дорогу, петлявшую среди заросших ольхой овражков. Солнце палило нещадно, и, несмотря на опущенные стекла, в машине было жарко. Только после того, как дорога нырнула в красивый сосновый бор, Корнилов вздохнул с облегчением. Воздух был настоян сосной, можжевельником, разогретой мшарой. «На обратном пути пройдусь немного пешочком», — подумал полковник.

Бор очень скоро закончился. На невысоком холме, укрытые до самых крыш зеленью, рассыпались деревенские домики. Чуть поодаль, как на параде, красовалось десятка полтора двухэтажных особняков. Каждый обнесен высоким забором. С высокой трубы одного дома следил за порядком бронзовый петушок.

— Петушка видишь? — спросил Корнилов водителя. — К нему и подруливай. — Плотский, объясняя, как найти его дачу, первым делом сказал про него: «В наших краях только один такой. Не ошибетесь».

— Да... — многозначительно произнес шофер, оглядывая дом Павла Лаврентьевича.

— Нравится домик? — спросил Корнилов.

— Домом нас теперь не удивишь, Игорь Васильевич, — ответил шофер. — Яблони-то какие! Видать, садовод за ними приглядывает отменный. Сколько ехал — по два-три яблочка на яблоне висят. А здесь...

Корнилов только сейчас заметил, что высокие ветвистые яблони за оградой усыпаны плодами.