Наводнение (сборник)

— Владимир Петрович? — Голос звонившего был мягкий, благожелательный.

— Он самый.

— Вам бьет челом писатель Герман Огородников.

— Рад вас слышать, — отозвался Фризе, хотя ни одной книги Германа Огородникова не читал.

— И мне очень приятно, что судьба свела меня с вами.

«Вот еще!» — удивился Владимир Петрович. Этот обмен любезностями мог продолжаться бесконечно. Фраза о судьбе ничуть не заинтересовала следователя. Он не раз сталкивался с людьми, которые обычную вежливость принимали на свой счет со стремительностью группы захвата. Поэтому осторожно спросил:

— У вас ко мне конкретное дело?

— Еще какое конкретное! Я вам все подробности объясню…

— У нас сегодня четверг… — задумчиво начал Фризе, прикидывая, на какой день пригласить писателя, но Огородников перебил его:

— Владимир Петрович, я в двух шагах от вас, в кабинете Олега Михайловича. С его подачи и звоню.

Огородников лишил возможности выбора и Фризе сдался. «Шеф хитер, как старый лис, — подумал он. — Сам звонить не стал. Что ж, надеюсь, что судьба нас тут же и разведет с товарищем писателем. По крайней мере до тех пор, пока у меня появится свободное время».

Герман Огородников был крупным пожилым мужчиной с худым брылястым лицом и оттопыренными ушами. Модные усы были главным его украшением. Весь упакованный в джинсу, он напоминал слишком рано состарившегося плейбоя. «На шестьдесят тянет», — успел подумать Фризе, вставая из-за стола навстречу гостю.

— Владимир Петрович, голубчик, рад с вами познакомиться. — Писатель на удивление точно был похож на свой голос — такой же мягкий и доброжелательный.

— Присаживайтесь, — пригласил Фризе и сам сел напротив. Стул под Огородниковым опасно скрипнул.

Писатель молча, с ритуальной торжественностью достал из объемистой фирменной сумки книгу и раскрыл на титульном листе. На следователя смотрел с портрета еще один Огородников, тоже с усами, но лет на десять помоложе. Красивым размашистым почерком Герман Степанович написал на титуле: «Дорогому Владимиру Петровичу Фризе, талантливому следователю и Человеку на добрую дружбу». Перед тем, как написать фамилию, Огородников замешкался, потом достал из одного из многочисленных карманов записную книжку и сверился с ней. Закончив священнодейство, он протянул Фризе книгу:

— На строгий суд. Вы же знаете — я пишу детективы.

Фризе не знал и сделал неопределенный жест руками, который можно было истолковать двояко: «ну, конечно, кто же этого не знает!» или «извините великодушно, я исправлюсь».

— В последнем моем романе «Выстрел вдогонку» главный герой — следователь прокуратуры.

— Герман Степанович, — перебил писателя Фризе. — Какое же у вас ко мне конкретное дело?

— Есть, есть! — с живостью откликнулся Огородников. — Но изложить его деловым бюрократическим языком, принятым в прокуратуре, довольно сложно. — Благожелательность Германа Степановича имела пределы.

— Вы попросту, я постараюсь понять.

— Вы расследуете сейчас дело об убийстве Маврина…

Владимир хотел возразить, но Огородников остановил его, предупредительно подняв ладонь. — Я старый друг Маврина. Да, да, несмотря на разницу в возрасте. И я пишу сейчас новый детектив. Каждый раз, когда я начинаю роман, я иду или в прокуратуру, в следственное управление, или на Петровку, 38, к сыщикам. Езжу с ними на происшествия, знакомлюсь с материалами предварительного расследования. Вы же читали мои книги — там нет развесистой клюквы. Я иду путем Сименона, а не старушки Агаты. Простите мою самонадеянность. Теперь вы, наверняка, уже догадались, с какой просьбой я к вам пришел? Да, да! Я хочу быть рядом с вами, пока вы расследуете дело о смерти моего друга Маврина. Я уже вижу новый роман, понимаете?

Фризе, стараясь не показать своего удивления, не торопился с ответом. В молчании следователя Огородников почувствовал угрозу своим планам.

— Владимир Петрович, я понимаю, что существует профессиональная тайна, неразглашение результатов следствия и прочие ограды, за которые вы можете легко спрятаться. Но писатель Огородников — особый случай. — Он стремительным движением достал из кармана сразу несколько красных книжечек и разложил перед Фризе: