Да, пять лет уже прошло, как проводили майора Мавродина на пенсию. Корнилов долго хлопотал тогда, чтобы Мавродину дали однокомнатную квартиру. На новоселье у него побывал, да и потом заезжал чуть не каждый месяц. Но вот за последние полгода не навестил ни разу. Сначала не позволяли дела — приходилось допоздна задерживаться в управлении, а майор жил далеко, на Средней рогатке. Потом Корнилов около месяца проболел... Потом нахлынули новые заботы. Он все откладывал и откладывал поездку к Мавродину. Вспоминая о нем, ругал себя, обзывал бесчувственным сухарем, но все никак не мог выбраться. И начал как-то непроизвольно, вроде бы даже незаметно для самого себя придумывать себе отговорки и оправдания. Ему казалось, что он будет испытывать неловкость оттого, что здоровый, в расцвете сил появится у больного, немощного Мавродина. Придется, напустив на себя беззаботный вид, болтать о всяких пустяках, чтобы, не дай бог, не показать жалости и сострадания. А майор — мужик умный, он все поймет и ему будет неловко. И вот Мавродина нет, и какими же глупыми и смешными кажутся теперь Корнилову попытки оправдать собственную черствость...
— А вы, товарищ подполковник, его хорошо знали?
— Хорошо. Майор моим крестным отцом был.
— Крестным отцом?
— Ну да... Я когда в угрозыске начинал, он меня, салажонка, однажды от пули грудью защитил. Когда Горького Эдика брали в Рыбацком. Слышал про такого?
— Слышал. Нам про этого Эдика еще в университете рассказывали.
Они свернули с моста направо, пошли по набережной к стройному белому паруснику, стоявшему между Петропавловской крепостью и Мытнинской набережной. На этом паруснике уже года три как был устроен ресторан «Бригантина». Корнилов много слышал о нем, но никогда там не бывал. Вечером попасть в «Бригантину» было невозможно, ресторан считался самым модным в городе. Корнилов вдруг подумал о паруснике с сожалением — когда-то вольной белой птицей бороздил моря и океаны, а теперь пришвартовали намертво, продымили жареным мясом, чесночным соусом к цыплятам-табака...
...На «Бригантине» они пошли в бар. Сели на высокие стулья перед стойкой. В баре было пусто. Барменша, полноватая крашеная блондинка, подняла голову и снова склонилась над своими бумагами. Лицо у нее было миленькое, но какое-то бесцветное и сонное. Она не подходила минут пять. Корнилов не выдержал и слегка постучал зажигалкой по черной стойке.
— Что будете пить? — спросила барменша, не поднимая головы.
— Не очень радушно вы встречаете гостей.
Наконец она встала из-за стола и подошла. Положила перед ним карту.
— Нам апельсиновый сок со льдом, — попросил Корнилов.
— Сок ходят пить в мороженицу, — в ее голосе чувствовалось безразличие и лень. — Могу налить сок с водкой.
— А одного соку нельзя? — сердито спросил Алабин, но Корнилов положил ему руку на плечо и сказал покорно.
— Налейте. Только, может, у вас есть джин?
— Нету джина.
— Ну хорошо, давайте водку. Только налейте ее отдельно. А в сок побольше льда.
Она налила соку в высокие стаканы, не торопясь заполнила их льдом. Когда барменша брала стакан, он звякал о большой золотой перстень, красовавшийся у нее на руке. Поставив перед Корниловым и Алабиным стаканы с соком и рюмки с водкой, барменша снова села.
— А мы вас еще хотим побеспокоить, — сказал Корнилов.
Барменша молча подняла голову.
— У нас к вам короткий служебный разговор.
— На службе я веду только служебные разговоры, — сказала она строго, но из-за стола все-таки встала и подошла к ним. Что-то в словах Корнилова ее насторожило.
— Вас как зовут?
— Алиса.
— Алиса?
Она покраснела и сказала подчеркнуто строго:
— Алиса Петровна.
— Алиса Петровна, мы работники уголовного розыска... — Игорь Васильевич вынул удостоверение, — хотели бы поговорить с вами.
— Пожалуйста... — растерянно отозвалась барменша.
— Нас интересует один молодой человек... Он ваш частый гость.
— Мой?
Корнилов улыбнулся.
— Не ваш личный... Он в баре часто бывает и в ресторане.
— А-а-а, — выдохнула Алиса Петровна. — Ко мне лично никто не ходит.
— Мы не знаем его фамилии, только имя. Друзья его Виктором зовут.
— Виктор? Ах, Виктор! — барменша как-то суетливо покрутила головой. — Виктор. Да вот он в зале, напротив дверей сидит...
Корнилов не спеша обернулся. За маленьким столиком, откинувшись назад на низкую спинку мягкого кресла, полулежал молодой человечек. «Человечек» — именно это слово первым пришло на ум подполковнику, когда он увидел Виктора. Пшеничные волосы непокорной копной торчали вверх, а личико... Какое-то приплюснутое, с двумя глубокими морщинами у рта. И странные губы, толстые, чуть-чуть собранные в мелкую складочку, они придавали лицу выражение беспредельного равнодушия, даже не равнодушия, а равнодушной презрительности ко всему на свете. А маленький курносый нос и усы еще больше подчеркивали это. Это был не Самарцев.
Такое кричаще презрительное выражение могло быть лишь у недалекого человека, который, будучи о себе весьма высокого мнения, вынужден каждый день кому-то услуживать. А сейчас, как ему казалось, услуживали, ему.
— Виктор работает в «Метрополе», — шепнула барменша.