Навои

Два-три дня назад я заболел, но сегодня жар спал и мне легче, — сказал он.

— Позвать лекаря? — с искренним сочувствием спросил Арсланкул.

— Нет, я уже обращался к врачу. А вас я очень ждал. Вчера, к вечеру, я посылал за вами одного мальчика. Он приходил?

— Нет, господин. Вчера я рано ушел с работы домой, — ответил Арсланкул. — Скажите, какое у вас дело, я исполню, — добавил он с виноватым видом.

По истощенному лицу Султанмурада скользнула, болезненная улыбка.

— Я получил верные сведения о вашей подруге, — заговорил он, поднимая голову. — Она состоит в числе личных служанок Хадичи-бегим. С султаном она еще не встречалась.

Лицо Арсланкула просияло.

— Господин, из чьих благословенных уст вы это слышали? — дрожащим голосом спросил Арсланкул. — И в этом, и в том мире я буду вашим рабом. Господин, скажите, это правда? Вы осветили весь мир для меня.

Султанмурад, разумеется, скрыл от юноши свою любовь. Он сообщил Арсланкулу, что как-то раз поведал своему другу Зейн-ад-дину эту, похожую на сказку историю; тот заинтересовался, стал расспрашивать и сообщил то, что узнал.

— Ваш друг служит во дворце?

— Нет, — ответил Султанмурад, — но если он захочет, то узнает любую тайну. Можете ему верить.

— Ладно. Дворец, гарем для нас, бедняков, все равно, что гора Каф.[90] Что же делать? — изнемогая от своего бессилия, спросил Арсланкул.

— Действительно, перед вами воздвигнут вал Искандера,[91] — сказал Султанмурад, кивая головой. — Но до сих пор на вашем пути была непроглядная ночь. Теперь вдали загорелся светоч надежды. Если захочет аллах, ваши усилия не останутся бесплодными. Я думаю, вот с чего следует начать: вам нужно связаться с вашей прекрасной возлюбленной, рассказать ей, как вы страдаете и тоскуете, и узнать, как она относится к вам. Вы ничего не имеете против?

— Сущал истина. Я ни капельки не сомневаюсь в чистоте и благородстве Дильдор. Однако прошло много лет. Кто знает, о чем она думает, — сказал Арсланкул, опуская глаза.

— Я советовался с моим другом, каким образом связаться с ней, и мы нашли способ.

Арсланкул внимательно посмотрел на ученого. Султанмурад рассказал про старуху гадалку.

— Эта хитрая старуха, конечно, жадная тварь, лишенная всякого человеческого чувства, — сказал он. — Я уверен, что она потребует много денег. Если у вас нет, скажите, не стесняйтесь. Мы как-нибудь найдем средства.

— Если дело коснется денег, я самого себя заложу, но найду их. Об этом не беспокойтесь.

Арсланкул поспешно поднялся, намереваясь тотчас же отправиться на розыски гадалки. Султанмурад напомнил ему, что дело следует вести очень осторожно.

В полуоткрытое окно он увидел могучую фигуру Арсланкула, который мчался по двору медресе, и глубоко вздохнул. Проклиная жестокую жизнь, отравившую сердце простодушного благородного парня, который годами хранил в груди чистое, светлое пламя любви, он пожелал ему счастья. Старая боль могучей волной поднялась в его сердце; однако это не была зависть. То были муки неразделенной любви. Пленительный облик Дильдор рисовался перед взором ученого так ясно, словно он видел ее только вчера. Чтобы отвлечься, Султанмурад протянул к полке руку и, взяв толстую книгу, рассеянно начал ее перелистывать.

Глава восемнадцатая

Когда Дильдор проснулась, в окна уже вливался свет утра. Подруги ее, лежавшие рядом на тюфяках, спокойно спали, прижавшись друг к другу.

— Вставайте, не копайтесь, будут ругать! — закричала Дильдор, поднимая голову с подушки.

Двое девушек лениво открыли глаза и снова капризно зажмурились. Дильдор, зевая и потягиваясь, поднялась с постели. Быстро оделась и открыла дверь. Влажный холодный ветер охватил тело. Девушка вздрогнула.:

Сыпал мелкий, словно просеянный сквозь сито, снег. Сады, лужайки побелели, изящные стволы кипарисов покрылись серебром. Долгожданный снег. Опять зима. Сколько раз Дильдор встречала здесь первый снег… Она уже даже и не помнила. Отдаваясь, как всегда, печальным мечтам, девушка быстро пробежала по саду. Снег набился ей в кавуши, но она не чувствовала этого. Вороны и галки летали, хрипло каркая, вдали сновали тени — рабов-надсмотрщиков.

Дильдор присела на берегу медленно сочившегося словно обессиленного зимой, рыка и умылась, набирая воду горстью. Пригладив мокрыми пальцами — во лосы, она направилась обратно в комнату и вдруг услышала издали взволнованный голос Давлат-Бахт.

— Дильдор, беги! Беги сюда! — Что случилось? Опять крысу поймали?

— Беда пришла! — крикнула Давлаг-Бахт. Дильдор, на ходу вытряхивая снег из кавуш, побежала в комнату, где жила Давлат-Бахт. Девушка дрожала мелкой дрожью; в лице у нее не было ни кровинки.

— Чего ты испугалась, сестричка? — спросила Дильдор, взволнованно прижимаясь к Давлат-Бахт.

— Посмотри на Гуль-Санам. — Давлат-Бахт указала на тюфяк, лежавший на полу.

Дильдор прошла в дальний конец комнаты, нагнулась над тюфяком, испуганно раскрыла глаза и вскрикнула. Тусклый, холодный свет зимнего дня отражался на мертвом лице девушки туркменки Гуль-Санам.

— Подружка моя милая, что ты сделала, зачем нас оставила?