Навои

Потом он взглянул на Хайдара, как бы спрашивая: "Согласны? Что еще можете возразить?" Хайдар посмотрел на бороду поэта, где за последнее время значительно прибавилось седины, и промолчал. Навои поработал еще немного, потом поглядел в окно, чтобы определить время. Он аккуратно сложил стопки бумаг и, погладив себя по коленям, обратился к Хайдару: — Расскажите, есть ли какие новости? Хайдар махнул рукой, словно желая сказать: «Что может здесь случиться достойного внимания», — и беспорядочно принялся рассказывать о том, что слышал и видел в городе. Между прочим, он сообщил интересные сведения об одном, уже умершем, астрабадском поэте. Навои заинтересовался:

— А ну-ка, расскажите подробнее, — наклонился он к Хайдару.

Хайдар, не меняя позы, рассказал:

— У этого поэта много газелей и муамма. Говорят, что к этому роду поэзии у него были большие способности. Но поэт, из смирения и скромности, не собирал при жизни своих произведений: все, что он создал, разбросано и находится у разных людей.

— Сын мой, сколько талантов завяло и засохло в этой стране, не достигнув расцвета, словно лишенный солнца цветок! — воскликнул Навои, — В каждой худжре, медресе, о любом кишлаке можно найти замечательных, чистых душой людей, которые посвящают свою жизнь науке и поэзии. Сын мой, окажите мне услугу: воскресите для истории угасшую звезду. Ознакомьтесь с жизнью покойного поэта. Соберите произведения его пера, где и у кого бы они ни были, передайте их способному, добросовестному писцу и составьте из них книгу. Все расходы я оплачу сам. С завтрашнего же дня принимайтесь за дело.

Хайдар охотно согласился. Потом он взял гиджак и попросил у Навои разрешения поиграть. Навои в знак согласия опустил веки. Хайдар исполнил несколько своих любимых произведений. Навои, закрыв глаза, покачивал головой в такт чарующим звукам.

В это время поспешно вошел Шейх-Бахлул в доложил:

— Гость из Герата…,

— Кто? — сразу оживляясь, спросил Навоя.

— Ходжа Афзаль.

Навои вскочил и торопливо вышел во двор. Хайдар последовала за ним.

Хозяин и гость поздоровались посреди двора. Ходжа Афзаль, как человек, благополучно достигший берега бурного моря, был взволнован и полон радости. Но вместе с тем во всех его движениях чувствовались растерянность и неуверенность беглеца. После первых приветствий и расспросов все направились в дом. Расположившись на подушках, Ходжа Афзаль снова принялся расспрашивать Навои о его здоровье и настроении. Поэт задавал вопросы о трудностях дороги, о происшествиях в пути, Между тем слуга разостлал большой четырехугольный шелковый дастархан и подал только что испеченные дымящиеся лепёшки, всевозможные сласти, леденцы и сухие фрукты. За едой беседа стала спокойней, нить разговора разматывалась гладко. Ходжа Афзаль рассказывал: о событиях, происшедших после отъезда Навои из столицы.

Склонность султана к удовольствиям и наслаждениям достигла высшей точки. Подняли головы всевозможные смутьяны, притаившиеся как змеи, в каждом углу, в каждой дыре и не знающие, на ком сорвать накопившуюся в сердце черную злобу. В диване, во всех управлениях усилилось взяточничество. Захватив бразды правления в свои руки, Маджд-ад-дин, словно дракон, изрыгает огонь и яд на все благие начинания. Он считает себя наместником султана. Не только друзья и близкие Навои, но даже и те, кто хвалит его стихи или проявляет к поэту доброжелательность, подвергаются беспощадному гонению и притеснениям. Прикрываясь необходимостью пополнить казну, «наместник государя» разоряет народ непомерными поборами. Беки и должностные лица одним росчерком пера наделяются большими имениями. Целыми неделями они пьют и играют на пирах и празднествах. В свои гнусные, поганые вертепы они приводят мальчиков и девочек и душат их зловонным чадом распутства. Родители предпочитают теперь не выпускать детей на улицу и держат их днем и ночью взаперти.

— Господин Алишер, — со вздохом сказал наконец Ходжа Афзаль, — уста боятся даже рассказывать о страшных делах, которые творятся в Герате. Тысячу и тысячу раз благодарю великого аллаха за то, что мне снова выпало на долю увидеть ваш светлый облик. Мои враги, прогнав меня со службы, решили извести меня. Они отравляли мои дни всевозможными кознями и происками. Однако господь, который даровал мне жизнь, сохранил мою душу.

Навои молчал, перебирая пальцами бахрому скатерти.

— Друг мой, — сказал поэт, поднимая голову, — по некоторым дошедшим до моих ушей известиям я представлял себе те печальные картины, которые вы нарисовали. Но мне не могло прийти в голову, что люди, стоящие у власти, до такой степени погрязли во всяких мерзостях. Чтобы вспахать и засеять землю, надо быть крестьянином. Свиньи своим рылом только портят посевы. Мы не можем оставаться простыми зрителями таких дел. Во тьме ночи, окутавшей родину, мы снова высоко поднимем светильник разума.

— Будет ли от этого польза? — сказал Ходжа Афзаль, безнадежно пожимая плечами.