Навозный жук летает в сумерках…

— Я говорю «прием», чтобы ты поняла, что я договорил. И ты тоже должна говорить «прием», когда закончила и хочешь получить ответ!

— А-а. Тогда прием!

— Я нахожусь примерно в двухстах метрах от Селандерского поместья, качество звука хорошее. Как слышно? Прием!

— Слышу тебя хорошо. Прием!

— В штабе все в порядке? Прием!

— Да, здесь все в порядке. Прием!

— Хорошо, выйду на связь из другого места при следующей проверке. Это был Юнас Берглунд, конец связи!

Голос Юнаса пропал, и Анника перевела рацию в режим ожидания.

— Смешной… Думаю, из него может получиться неплохой репортер, — сказала она Давиду.

— Да, Юнас — талант, что ни говори… — Давид засмеялся.

Шкатулка лежала перед Анникой на столе, и она начала перебирать письма.

— Я уже так привыкла к этим людям, — сказала она, — что иногда кажется, будто я их знаю. Просто в голове не укладывается, что они жили больше двухсот лет назад. Я думала об этом сегодня утром, когда перепечатывала письмо Давида.

— Ты имеешь в виду Андреаса?

— Ну да…

— Но ты сказала: «Давида». — Давид посмотрел на Аннику, но она быстро отвернулась. И объяснила, что оговорилась, потому что письма Андреаса начитывал на ленту Давид.

— Когда я их читаю, то чувствую себя немного Андреасом, — признался Давид.

— А я Эмилией…

— Ты, наверное, хочешь сказать, Магдаленой? Ведь ты читаешь письма Магдалены, а не Эмилии.

Но Анника покачала головой. Она ощущала себя Эмилией. На этот раз она не оговорилась.

В летней комнате на минуту стало тихо. Потом Давид пояснил: он имел в виду, что особенно его интересуют мысли Андреаса…

— Понятно, — ответила Анника и тихо вздохнула. — Это видно.

Анника посмотрела на шкатулку. Тихие вздохи иногда повисают в воздухе, но Давид ничего не заметил или же сделал вид, что не заметил. Он сказал:

— В одном месте Андреас Виик пишет, что цветы, вероятно, как-то связаны с вселенской душой, общей у всех живых существ.

— Это то же, что он имеет в виду, когда говорит, что все живое взаимосвязано?

— Да, именно. И таким образом все живые существа и предметы могут переговариваться друг с другом при помощи этой общей души, которая нас всех объединяет. Цветы и люди могут понимать друг друга, нужно только быть внимательными и восприимчивыми. Научиться слышать и видеть всеми органами чувств. А органов чувств у человека, вероятно, гораздо больше, чем мы думаем. Это чувства, которые когда-то были хорошо развиты, но со временем атрофировались, ослабели или же вообще отмерли, поскольку человек не находил им применения.

— Ты говоришь о шестом чувстве? — спросила Анника.

— Ну да, или о седьмом, да о каком угодно… Андреас называет это чувством душ.

— Какие удивительные мысли… — сказала Анника.

— Да, удивительные мысли, — повторил Давид.

— Только настало ли время для таких мыслей?

В голосе Анники слышалось сомнение, но Давид сказал, что вообще-то встречал подобные рассуждения и в современных книгах. Так что Андреас Виик намного опередил свое время.

— Но ведь если какие-то рассуждения напечатаны в книгах, это еще не значит, что их время пришло, — возразила Анника, и Давид с ней согласился.

В ту же минуту в рации снова раздался возбужденный голос Юнаса:

— Юнас Берглунд вызывает генеральный штаб. Прием!

— Да. Прием! — ответила Анника.

— Объявляется боевая готовность! Связь нормальная? Прием!

— Да, слышу тебя хорошо… Прием!

— Юнас Берглунд докладывает из наблюдательного пункта, который находится к югу от Селандерского поместья, у дороги. Слушайте внимательно! Я совершенно спокойно шел пешком в северном направлении и вдруг увидел машину, припаркованную на юго-западной стороне дороги, недалеко от калитки. Это синий «Пежо», пикап, старая модель. У машины включен двигатель. Вот, можете сами послушать шум мотора. Прием!

Юнас замолчал, и Анника услышала отдаленный звук двигателя.

— Да, слышу мотор… Прием!

— Я, Юнас Берглунд, нахожусь в густом кустарнике, за крыжовником, на расстоянии около десяти метров к юго-востоку от машины и веду за ней наблюдение. В машине сидит какой-то странный мужчина. Жду указаний. Прием!

— Подожди немного, Юнас! — Анника повернулась к Давиду. Как это похоже на Юнаса — за каждым кустом ему чудится что-то подозрительное. И уж меньше всего на свете он готов ждать чьих-либо указаний.

— Что будем делать? — спросила она Давида.

— Пусть поднимается сюда вместо того, чтобы шастать по кустам, — прошептал Давид.

— Юнас, хватит следить за этим мужчиной, иди сюда! Прием!

На другом конце послышалось фырканье, но потом Юнас снова заговорил официальным репортерским голосом:

— Вопреки приказанию я остаюсь. Оставайтесь на связи! Прием!

— Тогда не говори, что ждешь указаний, если все равно делаешь по-своему! — сказала Анника, но Юнас ее не слышал. Там у него что-то происходило, и он докладывал возбужденным голосом:

— Прием, прием… человек в машине достает бинокль и смотрит в сторону Селандерского поместья. Немедленно спрячьтесь. Если у вас где-то горит свет — погасите! Сообщаю номер машины: ЦСЛ 329 — три, два, девять. Повторяю: Цезарь, Свен, Леннарт, три, два, девять. Прием!