Федор сидел неподвижно некоторое время. Как всегда с ним случалось, когда он сталкивался с непонятной для него ситуацией, когда его желания не реализовывались сразу, он испытал прилив раздражения. После некоторого недовольства собою он начинал рассуждать и приходил к одному выводу, что надо учиться не испытывать раздражения и чувства недовольства, – очень неприятно быть зависимым от чувств, возникающих от всяких желаний и их реализации.
Очнувшись от своих раздумий, Федор не сразу понял, где он. Встал, подошел к окну. Дождь каплями стучал о подоконник, и мысли Федора плавно потекли, перепутываясь и натыкаясь одна на другую, и неожиданно он стал одеваться, не до конца понимая, что он хочет предпринять. Он еще не распаковал чемоданы и надел первое, что ему попалось на глаза: костюм в полоску, бледно-розовую рубашку и ярко-синий галстук – он посмотрел в зеркало и остался собой доволен. Подошел к секретеру, взял бумаги, все это положил в кейс и, щелкнув желтым металлом замков, направился к двери. Через полчаса он сидел у себя в кабинете, в конце длинного стола, около которого расположились его сотрудники, руководящий состав акционерного общества.
По их лицам он понял, что не все ждали его быстрого возвращения. Он начал свой доклад: “Дорогие товарищи…” И в этом обращении многие уловили, что курс свой Федор Иванович не поменял за время отсутствия. Он всегда так обращался к своим сослуживцам, и многие его упрекали за приверженность к старым доперестроечным замашкам. Федор это знал, но он не мог привыкнуть к этим новым словам – господа компаньоны, партнеры, – а говорил так, как привык.
В этом заключался его консерватизм и неумение сразу улавливать новые веяния, что оказывалось тормозом в его работе, хотя под влиянием обстоятельств он иногда осознанно, иногда непроизвольно допускал всевозможные новоделы в своих несколько старомодных речах. Это производило хорошее впечатление на слушателей – чувствовалось, что у Федора свой стиль, всегда узнаваемый и всем подходящий, не многие смогли его сохранить – многие напрочь отказались от устаревших, по их понятиям, слов, таких, как “дружба”, “товарищество”, “отчизна”, “патриотизм”. И сами эти понятия куда-то ушли, как будто их вообще не было никогда. Федор никогда не мог сказать “эта страна” и был немало удивлен, что все вокруг употребляют “эта страна” по отношению к России. За время его отсутствия общество очень изменилось, и выражение “моя страна” стало немодным, непопулярным, свидетельствующим о принадлежности к “левым”, каких в окружении Федора оказалось мало.
Он заметил эту перемену и никак для себя не называл тех, кто говорит “эта страна”, но у него не получалось этого отстранения в речи, и он избегал вообще употреблять подобные словосочетания, избегал намеренно, не желая раздражать своих товарищей, которые за короткое время превратились в партнеров.
Через полчаса Федор окончил доклад, и началась дискуссия, продлившаяся около двух часов. Федор внимательно следил за выступлениями и иногда кое-что записывал. Мнения по вопросу вложения прибыли были разные. Одни считали, что необходимо менять устаревшее оборудование, чтобы наращивать производство, другие доказывали, что оборудование еще не настолько амортизировалось, чтобы тратить прибыль на его замену, а лучше употребить деньги на социальные нужды. И тут слово попросил Алексей. Федор внимательно наблюдал за своим соперником, каким стал для него этот человек теперь. Алексей начал уверенно:
– Сейчас наступает для нашего производства переломный момент.
Он говорил казенно, по-газетному – это всегда проще, выглядишь современно.
– Наши иностранные партнеры настаивают на вывозе сырья и идут на повышение цен. Это они делают умно, но для себя – всякое сырье перерабатывается и дает значительную прибыль. Это если судить с точки зрения выгоды, но я повторяю – выгоды для них.
Он остановился. Послышались голоса с мест:
– Это мы знаем.
– Так и нам это выгодно.
Алексей подхватил реплику:
– Это для нас выгодно сегодня, а завтра?
“Вот куда махнул”, – подумал Федор.
– Я считаю, что мы должны переориентироваться на выпуск продукции из сырья. Алюминий везде нужен, особенно в авиакосмической отрасли, куда сейчас будут направлены большие деньги. И мы можем, если закупим необходимое оборудование, работать с гораздо большей прибылью, чем теперь.
Федор почувствовал, что он еще сильнее не любит этого человека, который нахватался новомодных штучек и теперь морочит всем голову своими рискованными проектами. “Алексей Степанович (он его так про себя называл) мыслит правильно, – в то же время подумал Федор, – надо продавать не сырье за границу, а развивать свое производство на самом современном оборудовании, чтобы оно было конкурентоспособно, и тогда можно будет удвоить и утроить прибыль”.
– И тогда, – услышал Федор, – мы сможем увеличить прибыль и создать рабочие места, – закончил Алексей и сел.
Федор взял слово.
– Думаю, что Алексей Степанович прав… – когда он произнес это, он почувствовал облегчение, как будто неприязнь уменьшилась и освободила место здравому смыслу.