Навсегда

— Не надо, Ваня, — испуганно и сочувственно потянулась снова Люба к нему через стол. — Что поделаешь теперь? Извлекай хотя бы необходимые выводы. Ты же и сегодня нередко такой.

Слышал ли Ваня? А если и слышал, то прислушался ли, намотал ли на ус, что верно, умно говорила жена? Как и большая часть человечества, учась лишь на собственном опыте, не внимая чужим, самым мудрым словам, он продолжал поступать, как велели ему его собственные плоть и душа. А они у него в эту ночь обращены были, в прошлое.

— Не забыла, как ты в Мариинку, в Александринку просилась, на Райкина? — вспомнил вдруг он. — А я не мог тебя пригласить. Приглашал, когда получал за награды…

— Какие награды?

— Ну, за награды… До сорок восьмого за каждую медаль, за орден платили.

— Впервые слышу, — поразилась она.

— Забыла.

— Как трофейные серебряные часы в ломбард заложил… Лонжинес. Да там и оставил… Это помню. Потом мне признался: подарок вздумал купить, когда я наконец решилась на загс. Тоже дура была, — расхохоталась она, — не меньше тебя. Из детства, из девочек в женщину, в бабу, в жену боялась переходить. Все оттягивала да оттягивала. Если бы не Олежка вот тут, — похлопала она себя ладошкой по животу, — так бы, наверное, и не пошла. — Посмеялась, поиздевалась еще, свою глупость кляня, и сказала: — Это вот помню. Про часы, про ломбард. А что за награды получал…

— Не верится, да? За долг, за совесть, за кровь рублями платить? — затер нервно лоб Ваня. — Как я этого прежде не понимал? Господи, как? Другие погибли, а я за них получал. За их кровь получал. — Заскреб снова лоб. Задумался. Теперь, казалось, надолго: одна рука на столе — голова о нее уперлась, другая легла на колено, глаза под ноги, в пол уставились.