И вот Джонни Стоун — бабник, любимец женщин и закоренелый холостяк — побежал в город и купил у Тиффани бриллиантовое обручальное кольцо за двенадцать тысяч. Он заказал цветы в комнату, полуночный ужин с шампанским и скрипачами, выскочил к Бергдорфу купить непритязательный, но бешено дорогой наряд — шелковую рубашку и хлопчатобумажные слаксы. Он даже постригся.
В одиннадцать он увидел ее на экране телевизора. Глядя на нее во все глаза, он с какой-то неуместной ревностью думал о том, сколько еще мужчин сейчас делали точно то же самое. Затем он впустил скрипачей, выключил свет, зажег свечи, проверил марочный «Периньон». Бутылка была холодная как лед.
Все было превосходно.
Одиннадцать тридцать. Полночь. Скрипачи безмолвно ждали.
Двенадцать тридцать…
В час он отпустил скрипачей. Он чуть не сошел с ума от волнения. Он позвонил на студию. В ее квартиру. Ее дедушке. Он даже позвонил в отдел пропавших без вести. Безрезультатно.
Час тридцать… два.
Затрещали догорающие свечи.
Два тридцать. Лед в ведерке с шампанским превратился в тепловатую водичку.
Она позвонила только утром.
— Надеюсь, ты не слишком долго ждал, — не извиняясь, сказала она. — Тут интересный сюжет наклюнулся, пришлось им заняться.
Он ответил, что все нормально, что он все равно лег спать.
Через несколько дней они ужинали в маленьком итальянском ресторанчике на Блэйкер-стрит. Он не стал напоминать о несостоявшемся свидании, и она не заводила разговор на эту тему. Она была слишком поглощена сюжетом, над которым все еще продолжала работать.
— Это мой шанс, хотя еще рано об этом говорить. — В ее глазах светилось честолюбие. — Эта история сделает меня, Джонни. Вот подожди — сам увидишь. Она
Когда они приступили к самбуке, Джонни положил на стол коробочку от Тиффани. Он пытался выглядеть непринужденно, как будто это была обычная заколка.
— Это для тебя. — Он внезапно почувствовал себя застенчивым и неуклюжим. Как мальчишка на первом свидании.
— Для меня? Ой. Как мило… — Она медленно подняла крышку. — Бриллиант! — Она так оторопела от вида обручального кольца, что тут же впала в какое-то легкомысленное настроение. — Лучший друг девиц — бриллиант, — поддразнила она.
— Я сегодня проходил мимо Тиффани и подумал, что небольшой камушек может отвлечь тебя от твоего сюжета. — Он намеренно приземлил ситуацию, чтобы не рассказывать о том, что это кольцо пролежало у него несколько дней.
— Хм… — промычала Стефани, оценивающе рассматривая кольцо. — Это действительно хороший способ обратить на себя внимание девушки.
Внутри у нее все прыгало. Ей хотелось обнять его и закричать: «Да! Да!» Но сначала она хотела услышать три волшебных слова.
— Я бы сказал, что это несколько больше, чем просто привлечение внимания, — заметил Джонни несколько напряженно. — Это для того, чтобы сказать:
—
Он же все еще чувствовал горечь от того, что все его усилия, затраченные на то, чтобы придать этой ситуации романтический характер, кончились тем, что его просто продинамили. Первоначальный порыв прошел, воздух из него вышел, он чувствовал себя уязвленным, раненым. И теперь ему хотелось ужалить ее в ответ.
— Если ты этого не поняла, я объясню: это обручальное кольцо, — сказал он холодно.
Она сняла кольцо.
— И это все? — Пристально глядя на него поверх стола, она выжидала.
Он знал, что она хочет услышать, но что-то мешало ему просто сказать: «Я тебя люблю». Кроме того, он тоже ждал — он ждал ее извинений за то, что она не пришла. Может быть, тогда, в тот вечер, она была бы повержена скрипками, шампанским и той волшебной ночью, которую он хотел устроить.
— Ну что ж, если тебе не нравится мое обручальное кольцо — хорошо, — сказал Джонни мрачно. — Так и скажи. Поверь, мне вовсе не нужно бегать и умолять кого-нибудь, чтобы его приняли.
Действие слов было подобно удару ножа. Она одеревенела. Но, как и Джонни, Стефани никогда не показывала, как она уязвима.
Она глубоко вздохнула.
— В таком случае,
Стефани швырнула кольцо на стол, схватила сумочку и вскочила. Она посмотрела на него сверху вниз, внутри у нее все дрожало от едва контролируемой ярости.
— Подари это кому-нибудь из стаи твоих обожательниц, — хрипло прошептала она. Затем быстро, пока не показались слезы, прикусила губу, развернулась и вышла.
Он мрачно смотрел ей вслед. Боже! Да что же случилось? Он провел рукой по лицу. Как он мог допустить, что все пошло совершенно не так? Он что, сумасшедший? Он не хотел обижать ее — он любил ее, черт возьми!
Слишком поздно.
Вернувшись в отель, он попытался исправить положение. Позвонил ей, чтобы извиниться, но она бросила трубку, как только услышала его голос. И это его опять разозлило.
«Сука! — подумал он. — Ну что ж, хочешь так играть?