Навсегда

— Это каждый дурак проползет, — неожиданно снова вмешался Олег. Озабоченно молчал, слушал какое-то время с тревогой — а вдруг маме удастся папу уговорить, — а тут не стерпел:- Ты, папа, не слушай ее. Давай я полезу с тобой. Ты же сам меня учишь, чтобы рядом всегда кто-нибудь был — товарищи, люди…

— Еще чего не хватало! — вмиг взвилась, сразу переключилась с мужа на сына Люба. — Хватит нам одного дурака. Только дурак полезет туда. Мало что одна дура посоветовала, так другому сразу и выполнять?

— Ну так что будем делать, сынок? — не без издевки спросил довольный отец.

— Лезем, лезем! — возбужденно закричал, захлопал в ладоши, запрыгал Олег, — Не слушай ее! Зачем ты тогда сюда нас привез?

Люба перепугалась вконец, а Ваня позвал:

— А ну, подойди-ка, сынок. — Заметил, как еще больше сжалась и побледнела жена. Но, не показывая этого ей, вытянувшись на носках, заглянул в водовод. — В любом деле, сынок, всегда надо сперва оглядеться. Как нас Матушкин, взводный, учил… Оглянись вокруг себя, — покосился он озорно на жену, — не…

— Ваня! — ужаснулась, вскричала она, уже прежде слыхав от него эту безобразную солдатскую присказку.

— Что — Ваня? — огрызнулся он добродушно, с усмешкой. — Что — Ваня? Я хочу только сказать… В общем, сынок, — обернулся он снова к нему, — в любом деле, прежде чем к нему приступить, сперва оглядись: вдруг тебя кто-нибудь… Ну, плохое что-нибудь с тобой собирается сделать, — озорно оглянулся опять на жену. — Изучи сперва обстановку.

Жена покачала осуждающе головой, выразительно покрутила пальцем у лба.

— Итак, — вскочив на огромный булыжник, Ваня почти по пояс сунулся во входное очко водовода, — начнем. Вот, пожалуйста, — почти сразу же прогудел его искаженный, с гулом, гундосливый голос. — Во-первых, тесней, чем я думал. Трудновато будет ползти. — Помолчал, видимо, продолжая что-то там изучать. — Во-вторых… Это похуже… Светящейся точки на противоположном конце почему-то не видно. — Высунулся, недоуменно повел туда-сюда головой, губы поджал. — Одно из двух: или завалено там чем-то внутри, или нитка водовода искривлена. — Выпрямился, посмотрел с булыжника вдоль и поверх водовода. — Да вроде бы нет, не видно дуги.

— А земля-то круглая! — сообразив раньше всех, вдруг первым вспомнил Олег.

— Ну и что?

— Он прав, — поддержала сына жена. — Дуга может быть не в горизонтальной, а в вертикальной плоскости.

— А что? — с гордостью посмотрел на сынишку отец, — дельная, в общем-то, мысль. — Потрепал по головке его. Олежка, довольный, гордо зарделся. — Так, так, так… — Посмотрел еще вдоль водовода. — Только полкилометра, пожалуй, для этого мало.

Олежка, всегда, в общем, мамин, больше связанный с ней, а сегодня, сейчас весь уже слившийся с отцом, во власти затеянной им необычной — и серьезной, и любопытной — игры, стал его торопить:

— Ну скорее, скорее, папа!

— Ты что? — всполошилась мама опять. — Да я тебя не пущу!

— Значит, так, — поддержал ее и отец, — пойду я один. Да-да! — оборвал он решительно, увидев, как Олежка сразу сник и раскис. А Люба, напротив, воспряла, как всегда, заулыбалась опять. — А у тебя, сынок, будет другое задание. Очень важное. Подстрахуешь меня. Если буду кричать из трубы или если меня долго не будет, беги скорее к людям. Понял? Зови их сюда.

— А что, на самом деле это опасно? — еще больше встревожилась Люба.

— Всюду каждого подстерегает опасность. И на улице вдруг может обрушиться на твою голову цветочный горшок. Так что, сынок, учись быть осторожным, предусматривать все, — ему прежде всего обратил отец свой ответ. Его самого-то этому научила война, особенно взводный — Матушкин, покоя им не, давал, все учил и учил осторожности. И теперь не только осознанно, но и бессознательно, автоматически Ваню побуждало повсюду все предусматривать. — Значит, понял? — повторил он Олежке. — Если что, сразу к людям.

— Папа, возьми… Я с тобой хочу.

— Нет, все, Олег, не возьму. Будешь меня страховать. Кто же за людьми побежит?

— Папа, а где здесь люди? — ухватившись за это последнее, завертел Олежка светлой вихрастой головкой. — Не видно нигде здесь людей. Может быть, это люди? — показал он на уже полусгнившее с лета огородное чучело — палки крест-накрест, на них шляпа, черный издырявленный плащ, красные женские ботики, уморительно безнадежно пожал своими легонькими, словно крылышки, не начавшими еще развиваться детскими плечиками. И Ваня опять вдруг отчетливо, остро увидел: а ведь Люба и тут совершенно права. Да, надо, надо, пора уже приучать сына к спорту и к делу. Все, откладывать больше нельзя, с завтрашнего дня и начну.

Впрочем, почему с завтрашнего? Будем считать, что уже и начал.