Мы шли по набережной Венис-Бич. Мне захотелось прогуляться по песку, а Бену всегда нравилось разглядывать отдыхающих в Венеции23 людей. Я предпочитала тихие и романтические пляжи Малибу, Бен же обожал глазеть на всяких чудиков, расположившихся на тротуарах.
— Почему? — удивилась я. — Ты вроде говорил, что после ремонта у мамы дома очень хорошо.
— Так и есть. Но он слишком большой. Слишком пустой. Слишком…
— Какой?
— Не знаю. Я словно нахожусь в постоянном напряжении, боясь что-нибудь в нем раскокать. Когда папа был жив, дом был попроще. Папа никогда особо не заботился о всяких украшательствах и ненавидел тратить деньги на такую фигню, как хрустальные вазы.
— У твоей мамы много хрустальных ваз?
— При жизни отца ни одной не было, поэтому она, наверное, так разошлась.
— Ясно. Сейчас она делает всё, что ей хотелось, но не получалось делать, когда он был жив.
— Угу. Хотя скорее так: она покупает всё, что ей хотелось. Потому что не делает она ничего.
— Ну… покупать — это уже что-то делать. Может, это ей помогает. А еще… — Я заколебалась, не зная, стоит ли это говорить, а потом всё же решилась: — Может, она так себя ведет по той же причине, почему и ты себя так ведешь? Не рассказываешь ей о нас.
Бен взглянул на меня.
— Я не делаю этого, потому что… — Он умолк, не найдя слов, чтобы закончить начатое. — Может быть, — признал он. — Я обязательно расскажу ей о нас. Похоже, подходящий момент никогда не наступит, и получается, что сейчас я ей откровенно лгу. Раньше между нами не было определенности, но теперь я переехал к тебе и мы живем вместе. — Он расстроенно вздохнул, совсем пав духом: — Я давно уже лгу ей.
Может, я должна была тут же заставить его позвонить маме. Может, должна была поддакнуть, что он лжет. Но я не хотела, чтобы он расстраивался. Чтобы он страдал от разочарования в себе.
— Ты не лжешь, — сказала я. — Ты медлишь. Но теперь ты осознал, что на самом деле должен ей о нас рассказать, и скоро сделаешь это, — продолжила я, как ни в чем ни бывало.
— Да. Нет. Ты абсолютно права, — задумчиво кивнул Бен. — Я слишком долго медлил, хотя в этом не было нужды. Мама будет счастлива за меня. И полюбит тебя. — Бен посмотрел на меня с нескрываемым обожанием. Он и правда не представлял себе, чтобы я могла кому-то не понравиться или чтобы я могла оставить кого-то равнодушным.
Он глянул в сторону и тут же поспешно отвел взгляд.
— Ты это видишь? — спросил он, едва разжимая губы. — Видишь то, что я вижу?
— Старикашку в желтых стрингах, катающегося на скейтборде с собакой? — тихо уточнила я.
— Точно тебе говорю: в Малибу такого не увидишь! — Бен обнял меня одной рукой за плечи.
Я засмеялась, и мы пошли дальше. Бен, как обычно, глазел на прохожих, а я погрузилась в свои мысли. Я почему-то распереживалась, понимая, что наконец-то познакомлюсь с его мамой, и начала представлять себе, как произойдет наша встреча.
Мы встретимся на торжественном ужине. Я прилично оденусь и отправлюсь в приличный ресторан. Наверное, возьму с собой кофту, но забуду ее в машине. Буду весь ужин мерзнуть, но никому об этом не скажу. Захочу пойти в уборную, но так разнервничаюсь, что не смогу, не смущаясь, встать из-за стола. Я буду улыбаться так старательно, фальшиво и во весь рот, что у меня заболят щеки. Бен будет сидеть за круглым столом между нами, а мы с его мамой — лицом к лицу.
Воображая себе эту картинку я, в конце концов, поняла, что меня так тревожит. Я просто-напросто боюсь, что пока буду сидеть напротив мамы Бена с идеально прямой спиной, беспокоясь о том, не застряло ли у меня что в зубах, она будет думать лишь об одном: «Что он в ней нашел?»
ОКТЯБРЬ
Перед отъездом к Сьюзен я прошу на работе дать мне отпуск. Лайл говорит, что я поспешила выйти на работу, отчего ему было не по себе, и я отвечаю, что прекрасно понимаю его. Но потом он добавляет, что когда я буду готова, всегда могу вернуться на свое место. Я благодарю его, уверенная, что так благотворно на него повлияла Нэнси.
За завтраком я встречаюсь с Анной и сообщаю ей, что поживу у Сьюзен.
— Что? — поражается она. — Я хотела, чтобы она вразумила тебя, а не забирала к себе.
Разнервничавшись, она закидывает еду в рот и проглатывает ее, практически не пережевывая.
— Я знаю. Спасибо, что позвонила ей. Думаю, мне и правда полезно будет ненадолго уехать отсюда. Во всяком случае здесь начать жить заново у меня не получается.
— Насколько ты уезжаешь? — Похоже, она готова расплакаться.
— Ненадолго. На пару-тройку недель. Я скоро вернусь, а ты можешь в любое время меня навестить.
— Ты действительно считаешь, что тебе это поможет?
— Я хочу, чтобы мне это помогло. И это главное.
— Ладно. Хочешь, я присмотрю за твоим домом и буду забирать почту?
— Конечно.
— Хорошо.
Она не говорит этого, но я чувствую, что глубоко в душе она все же радуется, что я уезжаю. Я измучила ее. Когда я наконец перестану жалеть себя, настанет время пожалеть подругу, ведь ей со мной через столько пришлось пройти. Пусть и не скоро, но это время настанет.
— Мне нравится Кевин, — говорю я.
— Хорошо. — Ясно, что она мне не верит.