- Говорят, ты изрекаешь много истин, - сказал он. - Что есть высшая истина? Если она вообще существует.
- Она существует, - ответил я. - Высшая истина - в радости бытия.
- Даже неправедном? - удивился он.
- Тогда нет радости.
- Это не он, - тихо сказала ему Сабина. - Тот не выговаривал две согласные. Этот говорит чисто.
- Умница, моя Сабина. Только об этом молчи и забудь.
И, обратившись ко мне, заметил:
- Ты знаешь, что тебя приговорили к смерти?
- Знаю, что приговорили. Но не знаю - за что?
- За то, что ты баламутишь доверчивых людей, объявляешь, что ты "сын божий", что слово твое пророческое.
- А если это правда? - спросил его я. - Что тогда?
Он не ответил мне, только посмотрел как-то хмуро и устало. Бросив быстрый, тревожный взгляд на девушек, как бы говоря сам с собой, отрывисто спросил:
- Бог есть?
- Бог есть, - ответил я, - он в тебе, во мне, в них. Бог в каждом из нас.
- И с каждым из нас умирает?
- И с каждым рождается вновь и вновь.
Он задернул занавес, вернулся на свое ложе. Прошло много времени. Я дремал стоя. Как вдруг Пилат вновь хлопнул в ладоши и крикнул:
- Теперь пусть войдет глава Синедриона.
Первосвященник стал рядом со мной, демонстративно брезгливо отвернувшись в сторону. Пилат набросил на плечи плащ, подошел к нему.
- Значит, вы твердо решили помиловать убийцу и убить проповедующего милость? - сухо спросил римлянин. Первосвященник кивнул, монотонно сказал:
- Да, именно так решил верховный суд иудеев.
- Но почему? - внезапно взорвался Пилат.
- У нас уже есть один бог, а другого нам не надо, - тем же монотонным голосом сказал первосвященник. И, видя, что Пилат ждет дальнейших разъяснений, продолжал: - Сколько человек может зарезать убийца? От силы десяток. А этот, - он с ненавистью посмотрел на меня, - замахивается на нашу веру. А на ней одной держится весь народ иудейский.
- Как видно, я страшней всех легионов Рима и всех убийц Иудеи, невесело усмехнулся я.
- Мудрые и сильные - даже в миг страшной опасности смеются над собой, - задумчиво произнес Пилат. - Все остальные - над другими. Итак...
- Вы готовы объявить его наместником бога на этой земле, - задохнулся от злобы первосвященник. - Вам наплевать даже на то, что он замахнулся на власть Рима!
- Я никогда не говорил такого, - поспешил я опровергнуть его слова.
- Я утверждаю ваш приговор, - бросил Пилат и посмотрел многозначительно на меня, потом на Сабину. Первосвященник, едва склонив голову, вышел. Пилат налил в кубок вина, выбрал большую спелую грушу, протянул их мне. Он взял меня обеими руками за плечи, тихо спросил по-арамейски:
- Кто ты?
- Человек я, человек.
- Сейчас тебя поведут на казнь, человек. Держись так же славно, как и до сих пор. Сабина, вызови стражу, пусть они с ним поторопятся, на Голгофу путь далекий. Я иду на балкон объявить приговор.
Ааа... Огромные черные жирные змеи выскакивают из бездны и душат, душат меня безжалостно. Усилие, еще - я задыхаюсь, мне страшно... Слава Богу, удалось сбросить их с себя. Как странно - змеи в городе, большом городе.