- Но сначала о Раджане. И о Бобби. Я, только я виновата в том, что произошло между мной и Бобби Кеннеди. Но ведь он оказался в нужном месте и в нужное время по твоей подсказке. Да-да, по твоей. Я никогда, слышишь,никогда не стану женой Бобби. И плевать мне на то, что я не буду самой богатой невестой Америки. Я люблю Раджана. И всегда буду его любить... если переживу все происшедшее.
Теперь о другом. Говорят, что заговором против Джона Кеннеди руководил крупнейший магнат Северо-Запада. Говорят, что им были куплены люди "Коза ностра", ФБР и ЦРУ.
- Кто же это? Я его знаю? - на губах Джерри держалась все та же неопределенная улыбка.
- О, ты знаешь его слишком хорошо, - зло проговорила Беатриса. Пожалуй, лучше всего на свете.
- Да?
- Говорят, что он - это ты, папочка!
наступила пауза, во время которой Беатриса исподволь наблюдала за отцом. А он сел, поставил локоть на колено, опустил на руку подбородок, долго смотрел в пустой стакан. резко поднялся, наполнил стакан водкой и, повернувшись к дочери, вдруг расхохотался - громко, безудержно. Беатриса недоуменно нахмурилась.
- Ха-ха-ха!! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! - грохотал Джерри, да так, что у него на глазах выступили слезы. И, отсмеявшись, хрипло произнес: - Говорят, в Нью-Йорке объявился Люцифер. Может быть, это тоже - я? Как ты считаешь?
- Я совсем не шучу, - сжала губы Беатриса.
- И впрямь - не до шуток, - согласился Джерри. - Какие-то безответственные негодяи обвиняют твоего отца в организации покушения на его лучшего друга, а ты, наплевав на то, что все это - злобная и бездоказательная клевета, принимаешь их сторону. Поистине, незавидная доля быть отцом безоглядно доверчивой дочери. Более того, оказывается, я соединил тебя против твоей воли - с человеком, которого ты не любишь. Я совершил моральное насилие над собственной дочерью. Боже милостивый, более жестокое и беспощадное обвинение невозможно придумать!
Беатриса усмехнулась, нетерпеливо взмахнула рукой: "Хватит, достаточно слов". Она вспомнила то, о чем уже не раз думала. Когда ей и Раджану казалось, что они вот-вот коснутся реальных нитей, которые приведут их к настоящим участникам заговора, эти нити вдруг обрывались чьей-то невидимой, могущественной рукой. Вспомнила она и о том, что ее отец, Джерри Парсел,неоднократно и упорно отговаривал ее от поиска этих нитей, предостерегал и даже запугивал - разумеется, заботливо и невзначай всяческими опасностями, которые подстерегают излишне настырных дилетантов. Устало проговорила:
- Сегодня, наконец, я узнаю правду. В пять часов мне передадут документы, которые прольют достаточно света на всю эту жуткую и грязную историю. Мне пора, отец. Я еле-еле успеваю.
Джерри нажал кнопку дистанционного управления, загорелся телевизионный экран. Видимо, регулятор громкости стоял на пределе мощности, так как весь кабинет захлестнул бас диктора:
- Передаем последние известия. Ваш комментатор - Юзеф Дохерти. Полтора часа назад был зверски убит нью-йоркский агент ФБР Джеймс Брюс. Он был связан с охраной Джона Кеннеди, а позднее принимал непосредственное участие в расследовании обстоятельств его убийства. Соседка Брюса, случайно вернувшаяся домой с работы немного ранее обычного времени, услышала, как в его квартире раздались одиночные выстрелы, а потом две автоматные очереди. Полиция, прибывшая через пять минут после ее телефонного звонка, вынуждена была взломать дверь. Изрешеченный пулями труп Брюса был облит бензином и подожжен. Преступники скрылись...
Когда начинался этот выпуск теленовостей, Беатриса уже открыла дверь и собиралась покинуть кабинет. Однако, услышав начало сообщения об убийстве Джеймса Брюса, вернулась в свое кресло. Убитый был именно тем человеком, с которым у нее предстояла встреча. "Это как рок" - в изнеможении прислонившись головой к спинке кресла, думала Беатриса. - Беспощадный, неумолимый рок". Сквозь слезы отчаяния и бессилия она увидела, как в глазах отца вспыхнул торжествующий блеск. она хорошо знала этот блеск, помнила его и в детстве, и в отрочестве, и в юности. Он всегда означал победоносное торжество - над конкурентом, обстоятельствами, всем, что хоть в малейшей степени пыталось противостоять ему - Джерри Парселу.
Она дождалась, пока просохнут ее глаза, совсем просохнут, чтобы он не видел и малейшего следа слез. Встала, подошла вплотную к отцу, сказала, глядя не в глаза, а в переносицу:
- Прощайте, мистер Парсел. Вы можете считать, что у вас больше нет дочери!
И бросилась вон из кабинета, прочь от самого любимого на свете человека, прочь от самого ненавистного на свете человека. В лифте она оказалась единственным пассажиром и дала волю слезам. И пока на указателе мелькали цифры этажей, Беатриса яростно била кулаком по стенке кабины,выкрикивая в отчаянии:
- Предатель! Убийца!