Навстречу гибели

Через несколько невозможно долгих секунд в зал вошел мужчина. Он был высоким, с темной охристо-коричневой кожей и кудрявыми черными волосами, подстриженными с боков. На вид достаточно старый – годится Коффи в отцы. Она заметила, что, в отличие от остальных присутствующих, на нем не было цветной одежды; его дашики[2] была покрыта простым черно-белым узором, похожим на тот, что украшал ее платье. Ничего не говоря, он двинулся вперед широкими уверенными шагами. Один за другим присутствующие склоняли головы. В этом человеке чувствовалась беспрекословная власть, и он нес ее, как мантию, к которой привык. Коффи обнаружила, что даже она невольно склонила голову, когда он подошел. Его сандалии невозможно мягко касались мрамора. Она рассматривала собственные ноги, когда услышала его слова.

– Доброе утро, Коффи.

Ее тело пронзила стрела жара, внезапная и быстрая, как удар молнии. Она ощутила, как кто-то коснулся ее руки, и ее склоненная голова словно сама собой поднялась.

Коффи медленно выпрямилась и встретилась взглядом с хозяином Тернового замка.

Глава 2. Маленькая мышь

Экон снова считал.

Раз-два-три. Раз-два-три. Раз-два-три.

Он стоял в одиночестве у окна старой аптечной лавки, просевший потолок которой был настолько низким, что он едва не задевал его макушкой. Конечно, когда он впервые попал сюда, он вообще не знал, что это аптечная лавка, но теперь видел признаки этого повсюду. Он насчитал сорок шесть, сорок семь… сорок восемь запыленных банок, сложенных на вделанных в стены полках, – банок с жидким, зловещего вида содержимым. В одном углу комнаты был небольшой очаг, в другом – деревянный стол с двумя стульями, за который семейная пара могла бы усесться после тяжелого рабочего дня. Было невозможно понять, сколько времени прошло с тех пор, как лавка приняла последних посетителей, но кисловато-сладкий запах старых мазей и целебных смесей, которых уже давно здесь не было, по-прежнему висел в воздухе. Экон вдохнул, и его чуть не стошнило.

Раз-два-три. Раз-два-три. Раз-два-три.

Он барабанил пальцами по бедру, пересчитывая хлопья пыли, собравшиеся на глинобитной оконной раме, и трещины, которые разбегались по стенам комнаты, словно тоненькие змейки. Только покончив с этим, он выглянул наружу, любуясь потоками дождя, которые обрушивались на землю меньше чем в метре от него. Он вбирал его запах, звук, пытался найти ритм в его монотонном стуке.

Раз-два-три. Раз-два-три. Раз-два-три.

За завесой дождя он представлял лица троих людей – не шестерых, не девятерых, а троих. Всегда троих.

Раз. Он представлял девушку с каштановой кожей. У нее было лицо в форме сердца с низким широким носом и полными губами, а ее глаза озорно сверкали. Это Коффи, его подруга.

Два. Он представлял молодого человека, похожего на него, но другого. У него были глаза цвета ночного неба, ровно посаженные над длинным носом; аккуратно подстриженные с боков волосы – прическа под стать воину. Это Камау, его старший брат.

Три. Он представлял старика – человека с кустистыми белыми бровями и ртом, вокруг которого от смеха залегли морщины. Экона пробрала дрожь, когда это лицо преобразилось, а улыбка стала злобной и кривой. Этот человек когда-то был его наставником – брат Уго.

Нет. Экон поправил себя. Не было брата Уго. Брат Уго никогда не существовал.

Раз-два-три. Раз-два-три. Раз-два-три.

Он попытался сдержать нити новых воспоминаний, которые сплетались в узлы. Он ловил отсветы образов, выхватывал фрагменты слов, которые по-прежнему было больно вспоминать.

Я знал, что ты будешь другим, знал, что ты не подведешь меня, – шептал старик. В мыслях Экон видел, как стоит посреди прекрасного сада, наблюдая за тем, как цветы вянут и умирают. Горло сжалось, и он заставил себя считать, пока не расслабился снова.

Раз-два-три. Раз-два-три. Раз-два-три.

Ты подходил идеально. – Голос старика, скрипучий, как тростник, звучал в ушах. – Ты был усердным, ты отчаянно искал одобрения. Поэтому тебя легко было превратить в то, что мне нужно.

Раз-два-три. Раз-два-три. Раз-два-три.

Брата Уго не существовало.