На второй стадии мы учимся покоиться во всеобъемлющем, неконцептуальном состоянии ума, который выходит за пределы ограниченного «я». Волны все еще пугают нас, но мы видим проблески безграничного объема воды под поверхностью, и это придает нам уверенности, чтобы согласиться с их существованием. Мы все еще не видим их как просто волны, но все же наш взгляд стал гораздо шире. Наши личные истории страха и утраты, неприятия и угрызений совести все еще здесь, но они уже не занимают все пространство в нашей голове. Зациклившийся ум слегка ослабил хватку, и как только мы распознаем, что наша версия реальности существует в рамках бескрайнего безличностного переживания, эти истории уже не будут нас так сильно беспокоить. Тогда мы думаем: «О, вот волна формируется на поверхности моего ума». Или: «В моей голове сидит чудовище. Хорошо, пусть так». Мы можем осознать проблему, при этом не реагируя на нее. Мы видим ее, но не чувствуем так сильно, как раньше. Понимание пустотности спускается из интеллектуальной головы в чувствующее сердце. Соотношение меняется: чем больше мы покоимся в распознавании всеобъемлющего пустотного ума, и чем полнее воплощаем мудрость пустотности, тем меньшее влияние оказывает на нас беспокойство. Волны здесь, но теперь они – легкая рябь в необъятности океана. Но пока мы зацикливаемся на волнах, мы утрачиваем связь с океаном, с его глубиной.
На третьей стадии мы уже не воспринимаем волны как проблему. Это все еще волны – большие или маленькие, – но мы не застреваем на них. Мы непринужденно покоимся в самом океане.
Океан не становится спокойным и неподвижным. Это не в его природе. Но теперь мы так хорошо освоились в его просторе, что даже самые крупные волны больше не беспокоят нас. Именно так мы теперь переживаем свои мысли и эмоции – даже те, от которых всю жизнь пытались освободиться. Каждое движение ума и каждая эмоциональная реакция – это просто еще одна маленькая волна на необъятной поверхности пробужденного ума.
Хотя ум всегда свободен, он сам себя ограничивает. Сосредоточение на объекте чувственного восприятия защищает ум от ощущения, что волны берут верх. Например, сосредотачиваясь на цветке или наблюдая за дымом от благовоний, мы можем отгородиться от навязчивых мыслей о семейном разладе или деловых планах. Такой вид сосредоточения может принести временное облегчение. Но все же он не приведет нас к переживанию свободы. Соединяясь со своим осознаванием, мы можем объять все, что возникает: огромные волны смерти дорогих нам людей и завершения отношений и рябь сломавшихся компьютеров и задержанных рейсов. Волны всегда меняют форму, гребень каждой из них разбивается. Пусть так. Позвольте всему происходить и уходить. Станьте больше, чем мысль, больше, чем эмоция. Все всегда находится в движении. Позволяя всему быть, мы просто не мешаем естественному течению жизни. Мы можем отмечать предпочтения и желания, но погоня за ними блокирует поток изменений. Осознавание вмещает непостоянство, а не наоборот. Но у них есть кое-что общее: наше освобождение возникает из их постижения.
Позволяя всему быть, мы видим, что наша истинная природа свободна от проблем, смятения и страдания – и так было всегда. Отказываясь от попыток сделать поверхность океана спокойной и принимая тот факт, что его природа – это изменения, мы начинаем ощущать эту внутреннюю свободу.
Но это не свобода от горя и тревог. Это свобода, которую можно ощущать и в горе, и в тревогах. Правильное восприятие реальности освобождает нас от страдания. Это значит, что мы понимаем и переживаем то, что наши умы гораздо более обширны, чем мы привыкли о них думать. Мы не равны размером и формой своему беспокойству. Распознавая реальность такой, какая она есть, мы приходим к освобождению. Каждый раз, когда в поезде сильные ветра колыхали мой ум, я использовал непрерывность изменений, чтобы вернуться к необусловленному восприятию. Позволь всему быть. Если бы учения, которые я получил, и мой собственный опыт не научили меня, что изменения происходят непрерывно и что мы никогда не отделяемся от ума, подобного небу, я мог бы отказаться от своих планов. Но сейчас – без друзей, крова, помощника, ученика, роли учителя – мой ум был моей единственной защитой. И я должен был верить, что смерть ведет к перерождению, даже если в процессе умирания эта вера может покинуть нас.