Навстречу переменам

- А? – Оторвалась я от своих мыслей. – Ничего? А что случилось?

- Что случилось? – Он даже развел руки в стороны предлагая всем желающим оценить пассаж. – Да ты же нас даже не слышишь!

Я смутилась. Действительно, что-то я в последнее время стала совсем невнимательной и рассеянной.

- До он, кажется, влюбился. – Практически пропевая последнюю букву, хитро улыбнулся Рыжий. – Скажи хоть в кого? А? – Глаза этого смутьяна блеснули ярко-зеленым.

Зато Зарух явственно напрягся и вперил в меня напряженный злой взгляд. Маугли приоткрыл рот в ожидании сенсации, а Нарим скептически изогнул бровь.

Я закатила глаза.

- Нет, ну что вы, как дети! Ну, в кого я сидя в школе мог влюбиться, а? – Воззвала я к их здравомыслию, однако, тщетно, так как выражение лица ни одного из парней не изменилось. Поэтому пришлось заходить с другой стороны. – Я просто песню придумывал! Вот!

- И как? Придумал? – Вкрадчиво спросил Зарух.

- Д-да. – Неуверенно ответила я, понимая, что данный вопрос прозвучал не зря.

Зарух же тут же метнулся к углу, где была пристроена моя лютерна, на которой, кстати, он неплохо научил меня играть, и вручил прямо в руки.

- Давай! Мы будем рады это услышать! – Выжидательно улыбаясь и пряча глубоко в глазах дикую ревность, проговорил принц.

- Но…  - Замялась я. – Я еще не все придумал и…

- Ничего страшного! – Тут же ответил Зарух. – Мы послушаем и часть. Правда, ребята?

Те нестройно согласились, кроме Нарима, с лица которого не сходило скептическое выражение.

- Ну, что ж. – И я почти зло ударила по струнам. А потом вдруг вспомнился Сольгер, а вернее просто снова вернулся в мысли, Саргайл, которого покалечила война, все те ребята, что когда-то улыбаясь и хохмя приходили ко мне в кофейню и которых уже давно нет в живых. Подумалось, сколько же и скольких потерял в этой войне Сольгер, чей молодой лоб перечертила глубокая вертикальная морщина, и откуда-то из глубины души сами собой вспыли слова и музыка великого человека, что уже давно нет в моем прежнем мире: Владимира Высоцкого. Музыка сама легла на струны. И я, почти не думая о переводе, запела. Запела Балладу о борьбе, что сейчас сама слетала с моих губ.

Средь оплывших свечей и вечерних молитв, Средь военных трофеев и мирных костров, Жили книжные дети, не знавшие битв, Изнывая от мелких своих катастроф. Детям вечно досаден их возраст и быт И дрались мы до ссадин, до смертных обид Но одежды латали нам матери в срок, Мы же книги глотали, пьянея от строк. Липли волосы нам на вспотевшие лбы, И сосало под ложечкой сладко от фpаз. И кpужил наши головы запах боpьбы, Со стpаниц пожелтевших слетая на нас. И пытались постичь мы, не знавшие войн, За воинственный клич пpинимавшие вой, Тайну слова "пpиказ", назначенье гpаниц, Смысл атаки и лязг боевых колесниц. А в кипящих котлах пpежних войн и смут Столько пищи для маленьких наших мозгов, Мы на pоли пpедателей, тpусов, иуд В детских игpах своих назначали вpагов. И злодея следам не давали остыть, И пpекpаснейших дам обещали любить. И дpузей успокоив и ближних любя, Мы на pоли геpоев вводили себя. Только в гpезы нельзя насовсем убежать, Кpаткий век у забав, столько боли вокpуг. Попытаясь ладони у меpтвых pазжать И оpужье пpинять из натpуженных pук. Испытай, завладев еще теплым мечом, И доспехи надев, что почем, что почем. Разберись, кто ты - тpус иль избpанник судьбы, И попpобуй на вкус настоящей боpьбы. И когда pядом pухнет изpаненный дpуг И над пеpвой потеpей ты взвоешь, скоpбя, И когда ты без кожи останешься вдpуг, Оттого, что убили его, не тебя. Ты поймешь, что узнал, отличил, отыскал, По оскалу забpал - это смеpти оскал, Ложь и зло, погляди, как их лица гpубы, И всегда позади воpонье и гpобы. Если мяса с ножа ты не ел ни куска, Если руки сложа, наблюдал свысока, А в борьбу не вступил с подлецом, с палачом, Значит, в жизни ты был ни пpи чем, ни пpи чем. Если путь пpоpубая отцовским мечом, Ты соленые слезы на ус намотал, Если в жаpком бою испытал, что почем, Значит, нужные книги ты в детстве читал.

Когда я окончила песню, то почувствовала дикую опустошённость. Как будто не просто спела песню, а достала из души и озвучила нечто очень важное, нечто, что сжигало меня изнутри при мысли о войне и всех тех ребятах, что сражались и погибали или остались в живых, но навсегда изменились, имея на душе рубцы и незаживающие раны . И не важно с какой стороны баррикад они выступали. У всех у них был свой долг и своя трагедия…

Не важно с какой стороны баррикад… Так могут говорить лишь люди, которые смогли наблюдать за войной со стороны. Те же, кого она затронула и лишила близких, никогда не смогут сказать  «не важно с какой стороны баррикад». Я это точно знаю, но не могу ненавидеть Сольгера или, к примеру, тех солдат, что до последнего пытались меня прикрывать от обезумевшей толпы, что хотела растерзать меня на месте. И ведь солдаты воевали не потому, что им этого хотелось, а потому, что получили приказ и это был их священный долг перед своей страной. Как же все в жизни непросто…