Навстречу ветрам

Казик не спрашивал, сколько осталось. С ним были его новый отец, русский летчик Андрей и дядя Януш. Хорошо в Дремучем лесу! Ветер мчится над верхушками высоких деревьев, несет куда-то белые облака, постанывают сосны, поют в густой листве незнакомые птицы. Казик смотрит, слушает. Вот впереди что-то ухнуло, словно топор дровосека ударил по дереву. Казимир остановился, поднял руку, призывая к осторожности. Казик смеется: впереди все в порядке, это упала сухая ветка.

Откуда ты знаешь? — опрашивает Януш.

Казик удивляется: неужели они сами не слышат? А вот недалеко в стороне послышался звук, непохожий на другие лесные звуки. Будто скрипнул ворот колодца и ведро ударилось о воду. Казик останавливается и уверенно говорит:

Там люди.

Ни отец, ни русский летчик, ни дядя Януш почему-то ничего не слышат. Дядя Януш опять спрашивает:

Откуда ты знаешь?

Они сворачивают с глухой тропки и крадучись идут туда, куда показывает мальчуган. Становится все светлее, и вдруг перед ними открывается вид на небольшую полянку, огороженную забором из высоких кольев. Януш снимает с плеча автомат, Казимир крепче сжимает в руках дубинку, Андрей вытаскивает из чехла немецкий кинжал. Чуть поотстав, за Андреем крадется Казик. Януш шепотом зовет:

Казик!..

Мальчик понимает: ему легче незаметно подобраться в высокой траве к частоколу, посмотреть, что там делается. Трое ложатся на землю, а Казик, как настоящий разведчик, ползет вперед. Он умеет ползти совсем бесшумно, ему не раз приходилось так ускользать от полицейских на кладбище…

Вот и частокол. Казик просунул голову сквозь колья и осмотрел двор. Старик с седой бородой сидел на крыльце покосившейся хатенки и палкой водил по земле, словно что-то рисуя. Молодая женщина выливала из ведра воду в лохань, возле которой лежала худая свинья. По двору бродила овца, куры копошились в навозе, прыгали воробьи. И больше ничего. Ничего, кроме тишины и тоски, нависших над этой глухой поляной…

Казик повернул голову к лесу и дважды тихонько свистнул. Старик перестал водить палкой по земле, насторожился. Женщина опустила ведро, вгляделась в лес. Тогда Казик пролез через колья и сказал:

Не бойтесь, это мы.

Во двор вошли Андрей, Казимир и Януш. Увидев в руках Януша автомат, женщина вскрикнула.

Пан Езус, защити нас! — проговорил старик.

И Януш и Казик давно уже начали учить Андрея говорить по-польски, но сейчас он не мог вспомнить ни одного слова, чтобы успокоить женщину.

Януш повесил автомат за спину, протянул женщине руку.

Добрый день, сестра, — проговорил он. — Мы ничего плохого не сделаем, не пугайся…

Между тем Войтковский, ни на кого не глядя, приближался к овце. Бросив свою дубинку в сторону, он раскрыл большой складной нож и манил животное к себе:

Це, це, пся крев, иди сюда.

Заросший, огромный, оборванный, он был страшен.

Ему удалось схватить овцу за шею, сильным рывком он свалил ее и занес над нею нож.

Казимир! — крикнул Андрей и подбежал к Войтковскому. — Не надо, Казимир!

Кш, не мешай! — пробасил тот. — Мы пятый день голодаем, а тут…

Андрей схватил его за руку, отвел нож в сторону.

Казимир, мы не бандиты, — твердо проговорил он. — Если ты это сделаешь, тебя будут судить.

Войтковский резким движением сбросил его руку:

Судить? Кто это будет судить пана Войтковского?

Мы будем судить!

Это сказал Януш. Он стоял строгий, решительный.

Казимир встал, мрачно посмотрел на Андрея и Януша.

Забыли, что для вас сделал пан Войтковский? — спросил он.

Не забыли, — ответил Януш. — Но такой ценой мы не покупаем свободу. Это ведь бедняки… Такие, каким был твой отец.

Войтковский перевел взгляд на старика, на женщину. Они молча стояли в сторонке: старик — опершись на палку, женщина — спрятав руки в карманах передника. В глазах у обоих застыл страх, оба с надеждой смотрели на Януша. А разве Казимир не хотел, чтобы простые люди так же смотрели на него?.. Сколько раз в тюрьме, обдумывая план побега, он мечтал, как вырвется на волю и будет крушить врагов Польши, чтобы не осталось на ее земле ни одного фашиста, ни одного пана Облновского, засекающего людей плетьми! Он мечтал, что слава его будет лететь по родной земле, не слава бандита, а другая — хорошая, простая и ясная. На него будут с надеждой смотреть бедные люди, его, как огня, будут бояться облновские и немецкие звери, принесшие страдания его Польше… И вот стоит он, «защитник» простых людей, и думает: «Был ты бандитом, бандитом и остался, пся крев!»

Казимир пнул ногой овцу, с сердцем выругался:

Пошла вон, волчья душа! Лезешь под ноги…

Он ждал, что Януш и Андрей начнут стыдить его, и решил молчать. Ни слова не скажет он в свое оправдание, потому что нет таких слов, которые могли бы оправдать бандита.

Андрей спросил:

Казимир, у тебя, кажется, есть еще немного табаку? Давай покурим.

Войтковский искоса взглянул на Андрея: хитрит русский летчик?

Будто ничего не произошло, старик предложил:

Прошу добрых людей до хаты, хозяйка гостей угощать будет.