Навстречу ветру

— Очень хорошо, с каждым днем я все толще.

— Все хорошо? — и это «все» как будто бы вмещало целую вселенную.

— Да-да, все отлично. Никаких проблем.

— Ты знаешь, что всегда можешь на меня рассчитывать, если нужно будет. В чем угодно. И днем, и ночью.

Сан становилось очень грустно от этих слов, как будто они были предзнаменованием чего-то неопределенного и опасного, чего она ни за что на свете не хотела бы допустить. Но в то же время они ее успокаивали: она была уверена, что Лилиана будет рядом, если невообразимое нечто все-таки случится. Потом они говорили о чем угодно: о последней фотосессии Лилианы, о последней книге, которую она читала, или о кофточках, которые обе подруги терпеливо вязали для малыша, — Сан медленно, спокойно сидя на своем стуле в булочной, пока ждала покупателей, а ее подруга — по ночам, наспех, вывязывая и распуская снова и снова одни и те же петли, на которых постоянно ошибалась.

Сан не могла ей звонить. Она соврала ей. Сказала, что любит Бигадора зато, что он нежный и заботливый, как ребенок, надежный и спокойный, как мужчина в летах. А теперь она не знала, любит ли его. Сан была уверена только своем желании, чтобы он исчез, как грозовые облака, когда их разносит ветер. Чтобы ему пришлось уехать в Анголу по какому-нибудь срочному делу, и чтобы он так и не вернулся. Чтобы его поглотила земля.

Она даже не знала, почему его так любила раньше. Наверное, потому, что он обманул ее и заставил поверить, что он такой на самом деле. А может быть, потому, что она перепутала его тело с душой и решила, что необыкновенная красота его возвышающегося мужского достоинства — достаточное подтверждение его добродетели. Вероятно, потому, что ей было необходимо кого-то любить и пребывать в уверенности, что кто-то любит ее. Сан всегда подозревала, что любовь может быть чем-то сумбурным и опасным, уловкой самой ироничной стороны жизни с тем, чтобы загнать ее в угол, заставить прижаться к стене и превратить ее в отличную мишень, в которую втыкались бы ядовитые стрелы и острые дротики. Ей следовало бы послушаться того голоса, который звучал из глубин сознания.

Сан не могла позвонить Лилиане. Ей было стыдно. Ужасно стыдно за то, что позволила этому мужчине зайти так далеко. За то, что любила его так сумасбродно и доверчиво. За то, что забеременела от него. И за то, что думала, желала, мечтала сейчас, в этот самый момент, чтобы он пришел в раскаянии, упал бы ей в ноги и молил о прощении, чтобы он снова стал хорошим Бигадором времен начала их отношений. Ее настоящим любимым.

Сан осознала, что она одна. И одиночество было похоже на гору пепла, которая закрывала глаза и имела дурной вкус. Она пошла в ванную и посмотрела на себя в зеркало. Вся левая сторона ее лица покраснела и опухла. Только тогда Сан почувствовала, как сильно она болит, как будто ее резали ножом, и ее стошнило.

Сан и я

Когда Сан приехала в Мадрид, Андрэ было чуть больше года. Это был замечательный малыш с огромными темными глазами и очень густыми курчавыми волосами. Но самое главное, он был веселым, как щенок, все время бегал, пытался без конца говорить и двигал своим маленьким тельцем, как только слышалась какая-нибудь мелодия.

С ним Сан забывала обо всех своих печалях. Уже в день его рождения, как только ей приложили сына к груди, когда он двигал губами и пытался глядеть на нее своим спокойным и полным благодарности взглядом, Сан почувствовала, что кровь легче течет по ее венам, тело становится легким, несмотря на все усилия, которые ей пришлось приложить.

И ей захотелось побежать с этим крохой на руках, пересекая реки, озера, горные хребты, леса, достичь вершины самой высокой горы на свете и поблагодарить всех богов за то, что доверили ей жизнь этого существа, которое она уже глубоко и радостно любила, с силой и счастьем, которые исходили из глубины ее самой. Но в то же время и от всего мира, от облаков, которые в этот день покрывали Лиссабон, от бледных стен родильного дома, от ярких ламп, освещавших мать, уже навсегда связанную невидимыми узами со своим сыном.

Бигадор не присутствовал при родах. Сан позвонила ему на мобильный из булочной, когда начались схватки, но именно в тот день на работу не пришли два его товарища, и он не мог отлучиться. Он не проявил ни нетерпения, ни досады, но облегчение от того, что ему не пришлось ее сопровождать. И Сан обрадовалась, узнав, что он не явится: она предпочитала, чтобы рядом с ней был не кто-нибудь, а Лилиана. Она боялась, что Бигадор будет смущаться, что поругается с акушеркой или с врачом, и что в свою очередь заставит ее понервничать. Роды, без сомнения, были неприятным моментом, который нужно было преодолеть, но преодолеть с наименьшими потерями. И если было хоть одно мгновение, от которого она могла получить удовольствие, она по-настоящему им насладится. Сан была уверена, что ей не будет его не хватать.