Навстречу Восходящему солнцу: Как имперское мифотворчество привело Россию к войне с Японией

Но были и сторонники более жесткого подхода к восточному вопросу. Полковник Вогак, русский военный атташе в Китае, отправлял тревожные отчеты о восстании с начала 1899 г. ^{874}. Адмирал Алексеев в Порт-Артуре не соглашался с попустительством дипломатов и был готов преподать китайцам урок ^{875}. Военный министр также ратовал за твердость. В отличие от чиновников на Певческом мосту, генерал Куропаткин утверждал, что особых отношений с династией Цин больше не существовало. После переворота, организованного вдовствующей императрицей в 1898 г., Пекин стал враждебно относиться ко всем иностранцам, включая и Россию. Куропаткин объяснял царю, что боксерское движение имеет «патриотический и антихристианский характер» и направлено против русских в той же мере, что и против других держав. Россия, заключал он, находится теперь в состоянии конфликта со всем Китаем: с политической точки зрения было бы полезно и дальше утверждать, что Россия воюет с мятежниками, но фактически она ведет войну против правительства Китая ^{876}. Не все русские генералы разделяли взгляды Куропаткина. Ванновский, бывший военный министр, категорически возражал против взглядов своего преемника и обвинял Куропаткина в том, что он цинично подстраивает войну, чтобы «получить Георгия степенью выше той, которая уже у [него] есть» ^{877}.

Когда летом 1900 г. кризис усилился, царь больше прислушивался к тем министрам, которые рекомендовали умеренную политику в Китае. Британский посол отмечал: «Мирный настрой Императора определил последовавшую политику, которую он стал проводить при горячей поддержке министра Витте и графа Ламздорфа, В результате сформировалась могущественная партия мира, которой безуспешно противостояла сильная военная партия» ^{878}. В конце концов Николай все же согласился на военное участие в интервенции, направленной против боксеров, и гордился выступлением своих войск во время китайской кампании ^{879}. Однако он постоянно подчеркивал, что его правительство выступает в Срединном царстве с особой миссией. «У России и у других стран слишком разные интересы и цели на Дальнем Востоке, как вообще и в Европе также», — писал он своей матери. «Что нам выгодно, то невыгодно и нехорошо для остальных — это давно известная истина» ^{880}.

* * *

Николай был вынужден вмешаться в кризис, вызванный Боксерским восстанием, против своей воли. Когда 25 мая британский посланник, сэр Клод Макдональд, совершил беспрецедентный шаг, обратившись к Гирсу с просьбой предоставить отрад численностью 4000 человек из гарнизона в Порт-Артуре, петербургское начальство посла посчитало себя обязанным удовлетворить просьбу ^{881}. Через несколько дней русские моряки присоединились к многонациональной армии под командованием британцев, которая выступила из Тяньцзиня и совершила тщетную попытку добраться до осажденных посольств в китайской столице ^{882}. В начале июня русские корабли вместе с пятью другими захватили укрепления Дагу в устье реки Пейхо, и почти весь этот месяц сибирская пехота играла решающую роль в сражении за Тяньцзинь ^{883}.

Каждое действие сопровождалось торжественными заявлениями о том, что Россия не имеет ничего против династии Цин. Типичным в этом отношении был циркуляр МИДа посольствам в европейских столицах, объявляющий о решении России присоединиться к международной экспедиции по освобождению дипломатических миссий в Пекине. В нем говорилось, что перед посылаемым по просьбе других стран войском стоит дополнительная задача — вступить с китайским правительством в сотрудничество для восстановления порядка, прежде всего в интересах самого Китая ^{884}.

После неудачной первой попытки добраться до посольств Николай несколько недель не мог решить, следует ли его армии присоединиться ко второй международной экспедиции в Пекин. Он согласился лишь только после того, как в середине июня до него дошло известие о том, что боксеры убили нового немецкого посланника, барона Клеменса фон Кеттелера ^{885}. И даже тогда царь и его министр иностранных дел мучительно размышляли, кому поручить командование армией. Предложение Куропаткина предоставить эту честь адмиралу Алексееву сочли неподходящим, поскольку Россия надеялась на установление особых отношений с Китаем. Но когда Токио вызвался предоставить одного из своих генералов, Ламздорф пришел в ужас. В конце концов немецкий фельдмаршал граф Альфред фон Вальдерзее оказался наиболее приемлемым кандидатом для выполнения этой задачи ^{886}.