Навстречу Восходящему солнцу: Как имперское мифотворчество привело Россию к войне с Японией

Среди государственных деятелей царской России Витте был фактически единственным, кто рассматривал дипломатию с точки зрения экономики. Его коллеги в Петербурге по-прежнему считали, что международное могущество зависит от армии и флота. Хотя большинство министров Николая и не были настроены слишком воинственно, мало кто из них возразил бы против идеи Клаузевица о том, что «война есть продолжение политики другими средствами». Даже русские предприниматели не могли разделить заинтересованность министра финансов в развитии Дальнего Востока. В отличие от западноевропейских стран того времени, где торговля и промышленность часто поддерживали расширение империи, среди русских деловых людей лишь немногие энтузиасты выступали за иностранные проекты Витте.

И все же идеология p'en'etration pacifiqueявлялась одной из доминирующих в продвижении царской России к Тихоокеанскому побережью в первые годы правления Николая. В отличие от Пржевальского и Ухтомского, Витте был влиятелен не потому, что представлял идеи, созвучные глубинным интеллектуальным течениям в тогдашней России. Но он умел настоять на своем благодаря редкой силе воли. С момента заключения альянса с Пекином в 1896 г. и до начала 1900-х Витте играл ведущую роль в политике Петербурга в Восточной Азии, потому что пользовался доверием царя. После того как он впал в немилость в 1903 г., никто из официальных лиц больше не разделял его убеждений. Ирония судьбы: идею о том, что экономика определяет внешнюю политику, воскресил один из самых непримиримых врагов самодержавия — Владимир Ленин, который в 1916 г. опубликовал брошюру «Империализм как высшая стадия капитализма».

Во время бурных дебатов после поражения России в войне с Японией в 1905 г. Витте справедливо подчеркивал, что он всегда был против вступления в войну. И в самом деле, во время пребывания на посту министра он сделал все возможное, чтобы избежать каких-либо сражений на Востоке. Витте прекрасно понимал, что вооруженный конфликт станет катастрофой для его отечества. Он писал в 1901 г. в письме министру иностранных дел графу В.Н. Ламздорфу:

… вооруженная борьба с Японией в ближайшие годы была бы для нас большим бедствием. Я не сомневаюсь, что из этой борьбы Россия вышла бы победительницей, но победа досталась бы ценой больших жертв и тяжело отразилась на экономическом положении страны. Кроме того, и это главное, в глазах русского общества война с Японией… вызовет лишь отрицательное к себе отношение… ^{370}

В то же время нельзя сказать, что министр финансов не нес никакой ответственности за развязывание военных действий в 1904 п Его горячее желание построить Транссибирскую железную дорогу, сотрудничество с династией Цин и p'en'etration pacifiqueна Дальний Восток значительно способствовали возникновению у Николая мечты об империи на Тихом океане. Витте сам признавал это в разговоре с генералом Куропаткиным незадолго до начала войны:

Представьте себе, что я повел своих гостей в Аквариум [ночной клуб в Петербурге. — Д.С.О.],а они, напившись пьяны, попали в публичный дом и наделали там скандал. Неужели я виноват в этом? Я хотел ограничиться Аквариумом. Далее тянули другие ^{371}.

ГЛАВА 5. ЖЕЛТАЯ УГРОЗА. Алексей Куропаткин.

Панмонголизм! Хоть слово дико,

Но мне ласкает слух оно,

Как бы предвестием великой

Судьбины божией полно.

...

От вод малайских до Алтая

Вожди с восточных островов

У стен поникшего Китая

Собрали тьмы своих полков.

Владимир Соловьев, «Панмонголизм»

Владимир Соловьев впервые начал опасаться Дальнего Востока во время своего путешествия в Париж в 1888 г. Философ-поэт отправился во Францию, чтобы продвинуть свой план воссоединения католической и православной церквей. Римское духовенство в основном осталось глухо к его предложениям, а консервативные чиновники в Петербурге выразили свое недовольство такой инициативой. Становилось все более очевидно, что надежды Владимира Сергеевича на примирение двух великих христианских традиций несбыточны, и это сильно огорчало чувствительного поэта ^{372}.