Навуходоносор II, царь Вавилонский

Кто бы ни был духовным учителем Набонида, передавшим ему ассирийскую идеологию, она благодаря ему воскресла. Ее возрождение поначалу зримо выразилось в том, какие эпитеты стали прилагаться к имени нового царя. Они были заметно менее обильными и пышными, чем при Навуходоносоре. Набонид с большой скромностью говорил о своих личных качествах. Он подчеркивал свою богобоязненность и в этом был отнюдь не первым: его предшественники в Вавилоне делали это примерно теми же словами. Почти все его титулы были заимствованиями у старых ассирийских государей.

Говоря о том, как он представляет себе царские обязанности, Набонид больше не ссылался на владык Вавилонии. Он систематически и вполне явно делал отсылки к Асархаддону и его преемнику. Он верил в одну чисто ассирийскую идею — о предопределении. Монарх, согласно ей, от зачатия своего предназначен править; вот и Набонид, как он утверждал, был избран «от чрева матери своей». Бог «отыскал его», а затем, как образно выражается царь, «указал на него пальцем»; уже до рождения он был «возвещен на царство». Тогда же ему была поручена и некая миссия. Набонид не упускает случая выразить свое удовлетворение тем, что относится к своему предназначению со всем прилежанием, исполняет предписанное свыше быстро и в полном объеме. Такие концепции были совершенно чужды вавилонскому духу.

К концу своего царствования Набонид — «славный герой» — слово за словом полностью восстановил всю официальную титулатуру ассирийских государей VII века. Как и те, он был (в смысле — хотел быть и заставлял верить, что был) «царем великим, царем могучим, царем вселенной, царем Вавилона, царем четырех стран» и, наконец, «царем несравненным». Так не смел титуловать себя никто из вавилонских царей после сокрушения Ассирии, даже несмотря на разрушение ассирийской столицы Ниневии. Современники безошибочно понимали: Набонид возобновлял ассирийскую политическую программу и вновь ставил честолюбивые цели на Ближнем Востоке. Даже титул «пастыря умелого» или «верного» их не обманывал: хотя с виду он был скромен и не выражал агрессии, но его носили самые решительные деятели ассирийской имперской политики. Само искусство повествования о царских свершениях возрождало традиции триумфальных надписей ассирийских дворцов. Вавилонские предшественники Набонида умалчивали о насилиях, совершенных в военных походах. Молчали они, конечно, не из стеснительности — того требовала тогдашняя этика. Набонид же в мельчайших подробностях рассказывал о карах, которыми он поразил побежденных при взятии южного города Амануса: он вешал поверженных врагов, рубил им головы и складывал их в кучу.

В то же время, прежде чем решиться на осуществление какого-либо дерзкого плана, Набонид рассказывал подданным обо всех своих тяжелых раздумьях. Выход на сцену терзаемого сомнениями государя, его признания перед публикой также принадлежали к ассирийской традиции, которая не видела в этой двойственности никакого противоречия. Так же откровенно вели себя Асархаддон и его сын, тогда как Набопаласару и Навуходоносору, как бы ни колебались они в выборе наедине с собой, ни на миг не пришло бы в голову делиться сомнениями в своих надписях. Набонида на каждом шагу останавливали какие-нибудь затруднения; потом он, гордясь собой, признавался в этом. Так, в начале его царствования бог-луна в Уре, известный под вавилонским именем Син, «показал людям знамение, что желает иметь великую жрицу. 13 элула (29 августа по нашему календарю. — Д. А.) <Син> омрачился и, омрачившись, вырос. Желает Син иметь великую жрицу, так гласило знамение». Это было попросту предсказание из учебника по астрологии, которое можно прочесть там даже сейчас. Но Набонид хотел убедиться в правильности истолкования небесного явления, прибегнув к другому гаданию: «Я, Набонид <…> богобоязненно склонился перед его твердым повелением, но трудности были для меня в желании иметь великую жрицу, оттого я вопросил бога-солнце и бога грозы, владык прорицания. Бог-солнце и бог грозы твердо сказали мне: да. Когда я обратился к ним, они написали этот ответ о плоти благоприятной, плоти, желающей великую жрицу. <…> Снова я со тщанием вопросил оракулов, и они ответили мне о плоти лучшей, чем раньше. Я вопросил оракулов: “Дочь ли это одного из родных моих?” Они ответили: нет. И в третий раз вопросил я оракулов: “Не моя ли это собственная дочь?” Они ответили мне о плоти благоприятной. Я почтил решение Сина, господа великого, сотворившего меня, и бога-солнца и бога грозы, владык гадания. Я возвел в сан великой жрицы мою собственную дочь».

Обычай помещать рассказы царя о своих свершениях на стелах тоже был чуждым Вавилонии VI века, но принятым в Ассирии до 612 года. Набонид ставил очень много стел, так что к концу его царствования они превратились в великолепный атрибут его политики. А еще он, подобно Ашшурбанипалу, объявлял во всеуслышание цены, принятые в его правление; такая экономическая пропаганда тоже была новостью для Вавилонии.