Навуходоносор II, царь Вавилонский

Последней границей, на севере, было пространство между Евфратом и Хабуром; это плодородный район холмов вулканического происхождения, вполне достаточно там и воды. Он был и до сих пор остается единственными «воротами», через которые можно путешествовать с запада на восток и с востока на запад. Купцы и воины, шедшие из Вавилонии к Средиземному морю или в обратном направлении, обязательно должны были пройти через него; прямая дорога к югу, которая могла бы связать Вавилон с переправой в Хамате, была бы много короче, но переход через пустыню считался невозможным. Похоже, что даже когда Навуходоносор торопился в Вавилон, чтобы его там признали царем, он не рискнул использовать этот путь. Северо-западная граница была единственной, не обозначенной природными препятствиями, а между тем только ее вавилоняне и считали настоящей границей. Это отношение так и не получило объяснения, а тип местности явно противоречил его формированию. После пересечения границы Вавилонии на севере, востоке, западе, юго-западе начинался мир, совершенно непохожий на вавилонский ни ландшафтами, ни наречиями, на которых говорили тамошние жители. На северо-западе же географический переход плавен, а в I тысячелетии постепенным был и переход культурный: повсюду от Евфрата до средиземноморского побережья знали по-арамейски. Создается впечатление, что эта преграда, ничем конкретным не обозначенная, была религиозной, почти мистической. Именно это дает понять Саргон Древний (2334—2279) — первый монарх, указавший на нее; правда, он же, после объединения Южной Месопотамии, эту границу нарушил: «Саргон […] пал ниц в Туттуле и поклонился богу Дагону. Дагон же дал ему Верхнюю страну <…> даже до Кедрового леса и до Серебряных гор». Иными словами, находясь на Среднем Евфрате, Саргон должен был признать Дагона богом западных земель, аза это мог и сам быть признан их легитимным владыкой; только тогда он получил возможность завоевать их до современного хребта Аманус.

Вне всякого сомнения, Навуходоносор разделял стратегические воззрения своих предшественников и современников, но, будучи реалистом, из осторожности должен был приспосабливать их к ситуации. Для него и речи не могло идти о том, чтобы в подражание ассирийским владыкам отправлять карательные экспедиции в северные и восточные нагорья. Стал бы он это делать, если бы обстоятельства того требовали и позволяли? В общем-то в свое время с западноарабскими племенами он поступил именно так. Но те, с одной стороны, представляли непосредственную угрозу, а с другой — были слабы и легкодоступны. Лидия и Мидия являлись гораздо более грозными противниками. Лидия была богатым, могущественным государством, занимавшим западную часть Анатолийского нагорья вокруг города Сарды. Находясь под сильным влиянием греческой культуры, она простирала свои интересы главным образом в сторону Эгейского моря, пыталась сохранить и упрочить там свою власть. На востоке зона ее влияния доходила до Галиса, нынешнего Кызыл-Ирмака. Впрочем, позднее лидийский царь Крез (560—547) не старался продвинуться дальше на юго-восток. Только там он и мог выйти к границам Вавилонской державы, но лежавшая на берегу залива Искендерун Киликия его не интересовала. Словом, лидийцы были очень далеко.

Зато область владычества мидян соприкасалась с землями, покорными Навуходоносору, на всём протяжении их восточного рубежа, а частично и северной границы. Это царство мы знаем очень слабо. Городов там было мало, большая часть населения вела полукочевой образ жизни. С точки зрения вавилонского наблюдателя, Мидия была очень мало похожа на то, что в те времена считали настоящим государством. Видел ли Навуходоносор угрозу оттуда и мог ли нанести удар по этим безграничным пространствам? Кажется, он никогда не считал опасным это направление. Поколением ранее мидяне были союзниками Вавилона при разрушении Ассирии, а теперь, по-видимому, не выказывали никаких враждебных намерений относительно нижней долины Тигра и Евфрата. Между Вавилоном и его соседями царили мир и согласие: в 585 году Лидия и Мидия обратились к арбитражу Вавилона и Киликии, чтобы разрешить спор о разграничении своих территорий в Анатолии.

Итак, вавилонскому государю хватило мудрости сохранять прекрасные отношения со странами нагорий — Анатолийского и Иранского. Он обменивался с их правителями вестями; из других мест он также нередко принимал гонцов.