Читаем Навуходоносор II, царь Вавилонский полностью

Десять лет Набонид разъезжал по Аравии из города в город, от Теймы на севере до Ятриба на юге через Дедан, находившийся на полпути между ними; эта область занимала площадь примерно 370 на 100 километров. Таким образом, ему удавалось за счет плодов аравийских долин кормиться самому, содержать двор и войско; еще Навуходоносор, разъезжая по всей империи, пользовался этим удобным способом ее эксплуатации. Но Набонид при этом занимался грабежом и убийствами — так, во всяком случае, утверждает «Памфлет». Сам царь косвенно в этом признавался, говоря, что находился среди врагов — если не всегда, то временами, — и принося благодарность богам за неустанную помощь: «Бог-солнце, Иштар, бог грозы и Нергал дали мне стражу ради спасения и жизни моей». Значит, опасность существовала. Наконец, «пришел срок, и переменились дни», и царь Вавилонский покинул Аравию. Сама эта формула обычна для царских надписей: она всегда обозначала конец ожидания, бедствий или по крайней мере неприятностей. Может быть, Набонид задним числом распространил свои чувства на период пребывания в Аравии: когда новая доктрина была уже разработана, истекшие десять лет стали казаться ему временем изгнания.

Про обстоятельства своего отъезда он рассказал на двух стелах, установленных в храме Сина в Харране. Время переезда определил бог-луна; избавив царя от сомнений, это решение подтвердили гадания по альманахам и светилам, исследование внутренностей и толкования снов. Причины, побудившие Набонида подумать о возвращении, от нас скрыты. Очевидно, не все они были религиозными. Сам государь не оставил на сей счет объяснений.

Во всяком случае, в Вавилонии намерения вернувшегося царя стали ясны сразу: он приехал, так сказать, «благовествовать» и не собирался терять времени. Он заставил и сына участвовать в своем предприятии, хотя в текстах роль Валтасара нигде не видна; тот, должно быть, оставался в тени — возможно, сознательно. Отец лишь дал за него те же обеты, что приносил за себя самого в заключение своих надписей. Новая программа Набонида сводилась к одной формуле: следить, «чтобы прилично почитали Сина, повелителя богов и богинь на небесах, в сердце своем его народы, чтобы не погрешали они и основания их были прочны». Себя он также не считал защищенным от грехопадения и обращался к богу: «Избавь меня от греха!» Просил он и за Валтасара, ибо опасался за его слабость, боялся его равнодушия, был обеспокоен его прохладным отношением к новой теологии.

Бесспорно, эта программа стала итогом размышлений, начатых Набонидом еще в юности. Его мать всегда — еще до того, как сын стал перестраивать храм в Харране, — была почитательницей Сина. Она пронесла свою веру через все превратности жизни и передала ее Набониду. В автобиографии она вспоминает трудные годы, когда она жила, поклоняясь своему богу, его супруге и чете их управляющих: «Хотя царь богов Син прогневался на свой город и храм, и взошел на небеса в шестнадцатый год царя Вавилона Набопаласара, и город с жителями, его населявшими, обратился в развалины, я, как прежде, в других храмах приходила к Сину, к Великой госпоже, к Нуску и Садарнунне; я, как прежде, почитала их божество. Царя богов Сина держала я край одежды днем и ночью, приходила к его величайшему божеству всякий день, неукоснительно; глаза мои всегда глядели на него, лежала я ниц перед ним в молитве. <…> Чтобы умирить сердце бога моего и богини моей, ткани из тонкой шерсти, украшения, золото, серебро, новые одежды, благовония и умащения не касались тела моего; всегда я носила одежду рваную, выходила из дома всегда в молчании. Я прославила их; я носила в сердце моем хвалу бога моего и богини моей и служила им; ничего из лучшего я не оставила себе, но все непрестанно им приносила».

Но, конечно, примера матери и преподанных ею религиозных уроков было бы недостаточно, чтобы заставить сына сделать лунное божество верховным, если бы многочисленные знамения не укрепили его в этой вере с самого начала царствования.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги