Во второй половине II тысячелетия вавилоняне были весьма активны в Персидском заливе. При Навуходоносоре они вернулись туда после долгого перерыва. Археологические раскопки на островах Файлака и Бахрейн начаты совсем недавно по сравнению с теми, что ведутся в Сузах. Таким образом, первые выводы еще нуждаются в подтверждениях; но, насколько мы знаем, в то время вавилоняне относились к островам так же, как к Эламу. В обоих городах были построены «дворцы». Клинописные надписи на глине и на камне содержали титулатуру Навуходоносора, «царя Вавилонского»; неизвестно, сделаны они были на месте или привезены из метрополии. Как и в Сузах, там были построены или, что вероятнее, перестроены храмы. На Файлаке найдена бронзовая чаша, посвященная вавилонским царем местному солнечному богу. Надпись на чаше отождествляет его с божеством, которому с доисторических времен поклонялись в одном из вавилонских городов — Ларсе. Такие отождествления на Ближнем Востоке были самым обычным делом; этот общеизвестный прием имел прежде всего политические цели: объединить разные местности посредством их богов, которые признавались идентичными, хотя в разных местах носили разные имена. Уже во II тысячелетии главный бог Файлаки отождествлялся с Энки — «господом земли», одним из трех важнейших богов вавилонского пантеона. Тогда этот выбор был понятен: городом Энки был Эриду — ближайший к Файлаке город на материке. Но в VI веке пески почти поглотили его, и слияние божеств почти потеряло смысл. Однако царь имел возможность сослаться на этот древний пример. Его намерение ясно: два острова, так или иначе, продолжали его царство к
Зато область к северу от Вавилонии — бывшая Ассирия — при Навуходоносоре, кажется, систематически не восстанавливалась. Вавилоняне явно потеряли интерес к верховьям Тигра. Возможно, они не хотели, чтобы там возродилась держава, со временем способная вновь угрожать их северным границам. Известно, что развалины города Калаха были вновь заселены, но по-настоящему городская жизнь там не возобновилась. Крестьянское население, оставшееся после гибели Ассирийского государства, не могло оставить следов, доступных для археологов. Возможно, страна немного оправилась от разорения конца VII века, но сейчас мы не можем найти этому подтверждений. Эти места продолжают упоминаться в текстах. Судя по этим упоминаниям, в Вавилон по-прежнему поступала из них продукция земледелия. На востоке, в Аррафе, где долина переходит в предгорья Загроса, возобновилось винодельческое производство.
«От реки Египетской до Евфрата» — так обычно обозначали границы империи. Эта формула примерно соответствовала реальности VI века. Восточная граница шла, скорее всего, по долине Хабура, но в уме держали прежде всего Кархемиш. Этот город «запирал» Евфрат, контролируя пути как с Тигра к Оронту, так и по самому Евфрату. Во II тысячелетии это доминирующее положение давало городу первостепенную роль, но в 717 году он был разорен и потерял прежнее значение для Ассирийской империи. Во время войны мидян и вавилонян против ассирийцев его опять разрушили. Мощные укрепления, окружавшие и внутренний, и внешний город, после 605 года лежали в развалинах. Таким образом, Кархемиш превратился всего лишь в главное поселение округи, и в источниках следы его теряются; но это молчание ничего не значит — он оставался важным узлом путей сообщения, сохранил экономическое и торговое значение.
Оттуда можно было без препятствий достичь Халеба. В первые века II тысячелетия этот город был столицей одного из самых могущественных государств на Ближнем Востоке; характерно, что все называли его «великим царством». Затем его сила и влияние ослабли, и Халеб господствовал лишь над своей долиной, имевшей, правда, большое сельскохозяйственное значение. В VI веке он потерял всякую военную и политическую роль, но по-прежнему почитался как священный город. Дело в том, что там находился знаменитый храм местного бога грозы. Это божество — «Громовержец» — возглавляло пантеон внутренних «западных» городов — Хамата, Дамаска, — а также средиземноморских гаваней. Почитатели называли его разными именами, но все эпитеты на самом деле содержали одну и ту же характеристику: бог грозы был владыкой дождя, насылавшим его на землю; от того, даст он дождь или удержит, зависели изобилие или нужда, ибо местные земледельцы, в отличие от крестьян Вавилонии, не особенно рассчитывали на ирригацию.