Навуходоносор II, царь Вавилонский

Такие размышления, возможно, подпитывались неким потаенным течением мысли, а свое выражение нашли в некоторых пословицах. Это идейное течение было, очевидно, очень древним и явно не имело отношения к жреческому миру. Едко и зло высмеивались расхожие идеи, исполнение обрядов представлялось бесконечным трудом, ничего не дающим человеку (надо сказать, что по-вавилонски одним и тем же словом назывались повседневные храмовые обязанности, работа в поле или мастерской и трудовая повинность, налагавшаяся царской властью). Подвергалось сомнению даже могущество богов: «Бог демону пути не заступит». В одном споре о нужности религии некий верующий жалуется, что его богопочитание ни к чему не приводит: тянуть тягло для бога — «работа без прибытка»: «В юности моей слушал я волю бога, искал богиню с сокрушением и мудростью. <…> Бог судил мне бедность, а не богатство; хромой обгоняет меня, глупец обходит меня; сволочь избрана, а я хирею». Собеседник пытался возразить ему: «Значит, в печени своей (вместилище чувств. — Д. А) ты помышлял не слушать велений богов». Упрек был явно несправедлив; таким образом, традиционные представления лишь демонстрировали свою слабость и едва ли могли найти отклик. Стало быть, о богах думали плохо. Зато их служители никакой критики на себя не навлекали. Вавилоняне не знали антиклерикализма: жрецы несли свою службу, занимали предписанное им место в миропорядке, то есть являлись исполнителями со стороны человечества договора, заключенного с богами: содержание в обмен на безопасность.

Последним усилием вавилонской мысли, предпринятым для преодоления этих трудностей, был «миф о боге Эрре», названный так по имени главного героя. Он был сочинен в конце II тысячелетия, когда кровавые войны приводили то к катастрофам, то к возрождению государств. В нем разработан мотив ухода и возвращения бога (божественной храмовой статуи).

Противоречие между вечным, неуязвимым для превратностей истории божеством и бренным предметом издавна занимало мысли жителей Вавилона. В перипетиях своей долгой истории вавилоняне много раз видели, как статуи увозились из святых мест и даже уничтожались. Но богословы учили, что ни воля, ни поступки человека тут не имели значения. Когда-нибудь, в один прекрасный день бог или богиня «вспомнит» о своем традиционном жилище, пожелает снова поселиться в нем, «обратит лик» к своим давним почитателям; тогда все неодолимые трудности вдруг необъяснимым образом разрешатся.

Поэма из семисот стихов вписывается в вавилонскую литературную традицию и кажется с первого взгляда феерией на мифологические темы. Но у нее есть и отличие от других дошедших до нас сочинений: она якобы явилась во сне человеку, назвавшему свое имя[45]; проснувшись, он точь-в-точь записал то, что ему привиделось. Это подписанное произведение — редкий случай для Вавилона; обычно авторы оставались безымянными.

Автор поэмы не обращает внимания на беды отдельных лиц: болезни, разорение, смерть. Его интересуют лишь потрясения всего общества. Его «герой», если можно так его назвать, Эрра — бог войны и эпидемий — олицетворяет абсолютное зло, но его сдерживает присутствие Мардука (статуи Мардука) в вавилонском храме. Стоит великому богу покинуть ее, как Эрра даст полную волю своему злонравию. Поэтому неправедный бог всячески старается соблазнить Мардука выйти из своей материальной оболочки, разрушить статую; тогда ее восстановят, и она, то есть сам бог, вернет себе уже несколько поблекшее сияние. Мардук долго колебался, вспоминая, что, когда он первый раз ушел из храма, случилось великое потрясение, поразившее людей и богов. Правда, он согласился, что иногда ему служат с небрежением, но все же счел, что лучше его терпеливо сносить, чем насылать кару, которая будет иметь неведомые последствия (не слишком разумный довод в устах бога!). Тогда Эрра стал рассказывать Мардуку о его «торжественном возвращении», которое искупит все плохое, что произойдет из-за его отсутствия. Из-за легкомыслия и тщеславия Мардук уступил уговорам. Эрра же льстиво предложил самому занять место Мардука — временно, пока будут делать новую статую. Когда это случилось, потрясся мир и перевернулись все социальные ценности: храмы были осквернены и разграблены, автономия городов попрана, преступников не отличали от невинных; наконец, пришли войны, мор и голод. Потом Эрра, утомившись от бесчинств, вдруг переменился, согласился проклясть врагов Вавилонии, благословил ее и предсказал ей великое будущее. Бесспорно, последняя перипетия введена неумело, однако нельзя отрицать и искренности пожелания славы своей родине.