Навуходоносор

Армию старик любил больше всего на свете. Запах дымка от костров, на которых в огромных медных котлах кипело варево, вызывал слезы. Крики караульных, ругань и драки при дележке добычи, обладание только что, с пылу с жару доставленной женщиной, еще вчера беззаботно цветущей под крылышком какого-нибудь местного туза, а сегодня обнаружившей себя безгласной рабыней (если они начинали роптать, он сразу бил их в ухо); звуки боевых труб, разгоняющий кровь рокот барабанов, ни с чем не сравнимое ощущение опасности, желание похорохориться в безнадежном положении, расправа с трусами, спасение боевых товарищей, запах конского пота, скрип боевых колесниц — здесь было столько всего намешано, что вот так запросто расстаться с этим братством, лишить себя источника жизни он никак не мог. Умирать было страшно и в то же время интересно. Сколько раз он смотрел в лицо смерти, в молодости дал зарок, что никогда, даже на смертном одре не откажется от царского оружия, венца и штандарта с изображением самого милого на земле животного — дракона Мардука. Душа этого не снесет!.. Пусть наследник попробует вырвать из его рук то, что, как он считает, ему положено. По праву ли, не по праву, но пусть схватит сам, ухватится покрепче, зубами вцепится… Пусть рычит при этом, как кот, у которого отбирают добычу, пусть рискнет жизнью, но не ради самого риска, а ради того великолепного, привораживающего, огромного, что черноголовое быдло называет государством.

Это были хорошие мысли. Добрые… Сколько раз он взвешивал про себя достоинства и недостатки представленного Навуходоносором плана, ставка в котором было сделана на генеральное сражение. По правде говоря, план был хорош, но не настолько, чтобы исключить всякий риск, а вот этого старый Набополасар никак не мог допустить. Погубить армию, которую он выпестовал своими руками!.. Иди ты к Нергалу!.. Расчеты представленные сподвижниками, прошедшими с ним огонь и воды, и медные трубы, были не совсем плохи и тоже, не мытьем, так катаньем, могли привести к победе. А может, и нет. Зато сидение в обороне и выжидание подходящего момента, когда египтяне потеряют бдительность, либо по милости богов свершится нечто неожиданное у них в тылу — например, восстанут эти ублюдки-иудеи, — исключало всякие неожиданности. Слухи о заговоре, доходившие до него, лишь разогревали кровь. Жить ему осталось совсем немного — это как пить дать, и в любом случае помереть было не страшно. Что от руки наемного убийцы, от яда или в своей постели на виду лицемерно рыдающих сановников — какая разница! Но было до жути интересно, неужели Навуходоносор, его кровинка, поднимет руку на отца?

На бога!!!

Если да, то времена и нравы испортились до такой степени, что чем скорее он ляжет в могилу, тем лучше. Если нет — как узурпатор Навуходоносор намеревается взнуздать старых генералов и доброе большинство командиров отдельных эмуку. Поросль у наследника хорошая — Набузардан прекрасно проявил себя во время осады Харрана ассирийцами, Нериглиссар, начальник конницы, из молодых да ранний, тоже хват. Однако и старые кони еще в силе. Кто, кроме Шамгур-Набу сможет повести в бой тяжелую пехоту? Кому, кроме него, царя Набополасара и Шамгура, эти бородатые мужики-копьеносцы, Нергал их подери, подчинятся?!

Бросить все, отдать распоряжение о назначении Навуходоносора главнокомандующим и уехать в Вавилон? Это поступок не снимет напряжения. Армия должна работать как единый механизм, у нее в принципе не может быть двух главнокомандующих. Если он оставит лагерь, то и в столице его достанут грудой жалоб, в которых придется дотошно разбираться — иначе он не умел, а как разберешься за сотни беру от фронта. Всякий жалобщик будет вправе ждать решение царя и не исполнять решение командира. Такой уж он установил порядок. Разве можно дерзать в подобной обстановке!

Как Навуходоносор выкрутится из этого положения?

В конце двадцатого года царствования, в разгар дождливого периода, Набополасар почувствовал себя совсем плохо. Мардук-Ишкуни резко ограничил доступ посетителей к царю, однако наступившая весна, теплый душистый воздух, одевшиеся листвой деревья по берегам Евфрата, сделали свое дело царь пошел на поправку. Мардук-Ишкуни по приказу Набополасара скрыл это от окружения.

Сразу после недолгого празднования Нового года Навуходоносор явился в ставку. Схватил за грудки выскочившего с протестом из палатки Мардук-Ишкуни, худосочного, неприятного старичка, швырнул его в сторону Набузардана — тот ни слова не говоря передал растерявшегося прорицателя в руки явившихся с ним отборных — и прошел в царский шатер. Отец сидел у стола и рассматривал рисованное писцами изображение русла реки и прилегающей территории. Чертеж был сделан на пергаменте, в центре его весьма искусно был нарисованы стены Каркемиша.

Навуходоносор по слуху определил, что смена стражи вокруг шатра произведена без шума и, получив разрешение, сел рядом с отцом — с ходу начал излагать наметки плана предстоящего штурма Каркемиша.