Назад к Мафусаилу

Акис(удивленный, но не скандализованный). Древних?

Экрасия. Да, древних. Единственный сюжет, который с общего согласия всех знатоков решительно исключен из сферы искусства. (Архелаю.) Чем ты оправдаешь такой поступок?

Архелай. Раз на то пошло, ответь сперва, что хорошего вы находите в самодовольных нимфах и жеманных юношах, понатыканных вами где попало?

Экрасия. Ты не спрашивал об этом, пока не разучился их лепить.

Архелай. Разучился? Запомни, носатая дура: я зажмурю глаза, привяжу одну руку к спине и все-таки смогу лепить их целыми дюжинами. Но зачем? Мне противно было бы смотреть на них, да и тебе тоже, будь ты чуточку поумней. Пойди и погляди на мои бюсты. Всмотрись в них хорошенько и пойми наконец, какое напряжение мысли они передают. А потом сравни их с приторными сладостями, которые называются у вас статуями. Вот тогда мы увидим, долго ли ты согласишься терпеть их вялую пустоту. (Вскакивает на алтарь.) Слушайте меня все, а ты, Экрасия, помолчи, если способна хоть на это.

Экрасия. Молчание — лучший способ выразить презрение. Да, презрение — вот что внушают мне твои отвратительные бюсты!

Архелай. Глупая, они лишь первый шаг к осуществлению великого замысла. Слушайте!

Акис. Продолжай, дружище. Мы слушаем.

Марцелл растягивается на траве возле алтаря. Новорожденная опускается на ступени храма, подпирает подбородок рукой и с нетерпением ждет первой речи, которую ей предстоит услышать в жизни. Остальные сидят и стоят как попало.

Архелай. Летописи, спасенные поколениями детей от глупого пренебрежения древних, донесли до нас миф, который, как и многие другие мифы, повествует не о том, что сделано в прошлом, но о том, что предстоит сделать в будущем. Это легенда о сверхъестественном существе, которое именовалось архангелом Михаилом.^{225}

Новорожденная. Это сказка? Я хочу послушать. (Сбегает со ступеней и садится на алтарь у ног Архелая.)

Архелай. Архангел Михаил был великим ваятелем и живописцем. Он отыскал в самом центре земли храм, сооруженный в честь Медитерранеи, богини тех мест^{226}. Храм был украшен глупыми картинами, изображавшими хорошеньких детей во вкусе Экрасии.

Акис. Нечестный ход, Архелай! Если требуешь, чтобы она молчала, не задевай ее сам.

Экрасия. Я не собираюсь перебивать его, Акис. Но разве я не вправе предпочитать молодость и красоту старости и уродству?

Архелай. Ну, еще бы!.. Однако архангел Михаил держался моего, а не твоего мнения. Он начал с того, что расписал потолок храма фигурами новорожденных во всей их детской прелести. Но, завершив работу, он не почувствовал удовлетворения, потому что от росписи храм не стал величественнее, хотя новорожденные были изображены сильней и талантливей, чем вещи любого прежнего художника. Тогда он написал вокруг своих новорожденных группу древних, которых в те времена звали пророками и сивиллами и величие которых заключалось только в напряженности духовной жизни. Его росписи в течение долгих веков считались образцом и вершиной искусства. Разумеется, это предание не следует воспринимать буквально. Оно всего лишь сказка. В архангелов мы не верим, а мысль о том, будто тридцать тысяч лет назад ваяние и живопись не только существовали, но даже достигли высочайшего совершенства, какое возможно лишь в наши дни, — совершенно нелепа. Но людям свойственно мечтать о том, что они не в силах осуществить. Им приятно верить, что их мечта уже была осуществлена в минувшем золотом веке. Эта ослепительная легенда живет и ныне, потому что в ней воплощены заветные чаяния величайших художников. Храма Медитерранеи никогда не было, архангела Михаила — тоже. Но сегодня такой храм построен — вот он (указывает на портик), такой человек родился (бьет себя в грудь) — это я. Я украшу ваш театр такими статуями новорожденных, которые удовлетворят даже Экрасию с ее пристрастием к красивости, и я окружу их древними, еще более величавыми, чем те, что бродят по нашим лесам.

Марцелл(все так же сардонически). Ха-ха!

Архелай(задетый). Тебе ли смеяться? Ты-то ведь пришел с пустыми руками и, похоже, с пустой головой.

Экрасия(возмущенно вскакивая). Как тебе не стыдно! Ты смеешь чернить Марцелла, хотя он в двадцать раз искусней тебя?

Акис. Замолчишь ты или нет? (Хватает ее за плечи и силой усаживает на скамью.)