Назад к жизни

— Знаешь, Якимова, тебе сейчас поможет разве что машина времени. Бух, и перенестись на пару месяцев назад, для посещения моих занятий.

Ну, Мишо, извини, свой запас временных перемещений я уже исчерпала.

Естественно, я промолчала, вздохнув. По уму все его слова были полностью справедливы. Опустила глаза, ни дать не взять пай-девочка из закрытого пансиона.

Он вздохнул, потер глаза рукой. Этот знакомый жест заставил меня внутренне вздрогнуть. Михаил всегда тер глаза, когда готовился принять окончательное решение.

— Михаил Иванович, — пауза затягивалась и становилась опасной, — я прошу вас только подсказать, кто может дать мне пару дополнительных занятий. Понимаю, что ваше время не резиновое, но ведь у вас есть ассистенты, другие студенты, кто сможет дать мне несколько уроков. Просто посоветуйте кого-нибудь.

— Ладно, Якимова, черт с тобой. Я сегодня освобождаюсь в семь вечера. Придешь на кафедру. Там посмотрим насколько все плохо. Приготовь вопросы, хотя бы.

После этого он не прощаясь ушел. А я перевела дыхание, опустившись за ближайшую парту.

Итак, евреи, у вас есть 8 часов, чтобы научиться дышать под водой*.

Час летел за часом. Я устроилась в кофейне в самом дальнем углу и обложилась учебниками и конспектами. Сначала компанию мне составили Ирина и Наталья, и надо отдать им должное, вдолбили в мою голову хотя бы основные знания. Но около пяти вечера они ушли домой, пожелав мне удачи.

Дважды позвонила мама, один раз Лика, но на все вопросы я отвечала коротко — времени у меня было в обрез. Впрочем, усилия даром не прошли и в математический корпус я шла уже четко зная, где именно у меня громадные пробелы, а где я хотя бы что-то понимаю.

Спросив у студентов-математиков где кабинет Стоянова, без пяти семь я постучала в закрытые двери. Секунда-другая, сердце сделало кульбит — неужели он забыл?

Но двери открылись, и Михаил, державший у уха телефон, кивком разрешил мне войти, а после глазами указал на одно из кресел за рабочим столом.

— Хорошо, — проговорил он в трубку, — я понял. Да, виза готова, вылечу 22, как и договаривались.

Я опустила глаза, достала рабочие тетради и конспекты.

— Все, пока, — Стоянов завершил разговор и повернулся ко мне. — Готова?

— Почти.

Он тяжело вздохнул, и сел напротив.

— Ладно. Приступим к метанию бисера….

Его голос, такой знакомый и близкий, звучал холодно и отстраненно. Он сухо, но довольно подробно начал объяснять мне все тонкости своего предмета. Я слушала максимально внимательно, сразу задавая вопросы, если было что-то непонятно, хотя потребовалось немало усилий, чтобы воспоминания не мешали учебе. Все в нем было мне знакомо, жесты, голос, запах.

Я видела, что он устал, могла предугадать каждый жест. Приходилось постоянно одергивать себя, запрещая думать о нем, как о мужчине, что было довольно сложно. Не смотря на всю мою неприязнь, меня тянуло к нему. Сильно тянуло. Как и тогда, в другой жизни, я дурела от его запаха и звуков его голоса. Только в этот раз от него веяло не просто холодом — льдом и презрением.

Два часа пролетели почти незаметно. В конце тоннеля забрезжил свет — знаний в моей голове значительно прибавилось. Заданную напоследок задачу я решила быстро и самостоятельно. Похвалы, естественно, не дождалась, но и язвительного замечания не удостоилась. А видит бог, в этот вечер их было достаточно. Стоянов словно испытывал мое терпение на прочность, позволяя себе довольно чувствительные выпады в мой адрес. Будь я помоложе и поглупее — уже бы взорвалась, но к счастью я нынешняя на провокации не купилась. Матерные слова загнала поглубже и продолжала, скрепя зубами, слушать разъяснения. Разве что пару раз, не сдержавшись, бросила на него злой взгляд.

— На сегодня достаточно, Якимова, — наконец, смилостивился мой мучитель. — Завтра придешь в это же время.

— Спасибо. Буду, — кивнула я, собирая свои вещи со стола. — Вы…. Вы куда-то летите?

Он вскинул голову и удивленно приподнял брови.

— Да, на конференцию в Берлин, — но все-таки удосужился ответить.

— О, это здорово!

И тут в голове родилась гениальная идея.

— Михаил Иванович, а можно вас попросить кое-что привезти мне из Германии? — прежде чем хорошенько обдумать идею, вопрос уже вырвался на свободу. — Я смогу оплатить и….

— Якимова, я похож на работника почты? — холодно оборвал он мои излияния, заставив прикусить губу.

— Нет… простите…. — от обиды в носу защипало. — До завтра. Хорошего вечера.

Из кабинета я вылетела пулей, боясь, что все-таки не сдержусь.

Мозгами я понимала, что он в своем праве относиться ко мне подобным образом. Перед ним ведь стояла не та женщина, которую он хотел со страшной силой, а глупая студентка, которая половину года относилась к учебе и к нему самому с огромным пренебрежением.

И все же обидно, что пришедшая в голову идея была оборвана на корню. Значит придется искать другой способ заработка на лето.

Гад он все-таки! Мог бы хотя бы выслушать!