Назад в юность

Одна из наших девушек, работавшая по ночам медсестрой в терапевтическом отделении, где-то прикупила тогда еще редкий медицинский халат из нейлона и очень гордилась им. Носила его на работу и на занятия, не снимая, хотя он отличался очень хорошей прозрачностью. Косметика у нее тоже соответствовала халату. Михаил Львович еще в первое занятие предупредил ее, что так одеваться в психиатрической больнице нельзя, но на следующий день студентка пришла в таком же виде. Во время перерыва в занятиях она неосторожно пошла одна через отделение, где ее подхватил на руки восхитившийся ее откровенным видом паренек и понес к себе в палату. А там положил на кровать и начал снимать все немногочисленные тряпочки, а остальные четырнадцать человек в этой палате столпились вокруг и помогали советами.

Хорошо, что вопли студентки услышали санитары. Прибежав, они освободили ее, уже почти полностью раздетую, из рук больного, который, получив в глаз от санитара, даже особо не расстроился, а хвастался всем, как ему сегодня повезло.

Михаил Львович, грустно рассматривая остатки такого красивого раньше халата, сказал:

– Ведь я же вас предупреждал, что нельзя ходить в таком виде в палатах и провоцировать больных. Еще раз посмотрите, как одет наш персонал.

– А что же, этому подонку ничего за это не будет? – всхлипнула пострадавшая.

– А что ему должно быть? – удивился преподаватель. – Он ведь не виноват в случившемся, виноваты его болезнь и ваша легкомысленная одежда. Так что ничего ему не будет, продолжит лечиться, как и все. Он ведь лежит второй день всего, так что у вас будет возможность посмотреть на него через месяц.

И действительно, ближе к концу цикла к нашей Зое подошел молодой человек и, засмущавшись, просил у нее прощения за содеянное.

Однажды наш преподаватель показал нам больную и попросил нас поговорить с ней, а потом высказать свои соображения.

По негласному правилу первый сбор анамнеза больного ложился на меня. А девушки уже потом включались в беседу и задавали дополнительные вопросы.

Я начал подробно расспрашивать больную о самочувствии, собрал анамнез жизни, все как полагается при сборе сведений у больного с психическим заболеванием. Мы продолжали разговаривать с больной, все больше приходя в недоумение, зачем нам Дворкин сказал поговорить с ней. Обычная женщина сорока лет, двое взрослых детей, работает штукатуром на стройке, получает приличную зарплату. Никаких галлюцинаций, бреда мы у нее выявить не могли. И оставались в недоумении до прихода Дворкина.

– Ну как успехи в постановке диагноза? – обратился он к нам.

На что мы могли только развести руками.

Дворкин, улыбаясь, обратился к больной:

– Скажите, Настасья Петровна, как вы оказались в Энске?

Та, улыбаясь в ответ, поведала:

– А я не знаю. Шла домой после работы и вдруг смотрю – стою на шоссе. Я остановила грузовую машину и спросила водителя, где я нахожусь. Он мне сказал, что я в двадцати километрах от Энска. Вот я и попросила его подвезти меня до города. Ни сумки, ни денег у меня не было, но парень хороший, он меня и так подвез. Ну а в городе я обратилась к милиционеру, а он меня сюда привел.

Тут Дворкин ее прервал:

– Настасья Петровна, скажите, пожалуйста, будущим врачам, а где вы живете?

Та, вновь улыбнувшись, сообщила:

– Я живу в городе Энгельсе Саратовской области, там и работаю.

Мы в удивлении уставились друг на друга.

Дворкин отпустил больную и начал свои объяснения: