Назад в СССР

В последней палате, которая напротив туалета, меня ожидала та самая встреча. Это была комната Лапина и его дружков. Федька лежал почему-то поперек кровати, а не вдоль. Я прямиком направился к спортсмену. Селедке жестом велел стоять на месте. Тут — личные счеты. Это — только моя война.

Но, как всегда и бывает, по закону подлости, именно в тот самый момент, в момент фторового помазания, случилась нештатная ситуация. Спортсмен неожиданно проснулся. Резко сев на кровати, он начал размазывать пасту по лицу и пытался меня рассмотреть.

— Кто ты? — бубнил Федор, не в силах сообразить, это сон продолжается или такое хреновое вышло пробуждение.

Фтор, которого в зубной пасте хватит на несколько человек сразу, заставлял его глаза не слабо слезиться. Я начал медленно пятитбся назад, не сводя с него взгляда. Соображал, как лучше поступить. Это он спросонья сейчас тупит и не может понять, почему так щиплет кожу и зеньки.

В любой момент я ожидал, что Лапин, наконец, проснется полностью, бросаться на меня и завяжется драка. Или рядом проснется кто-то из его дружков. Они расчленят меня, а потом заставят отмывать почти двадцать пацанских рож.

И только в этот момент я догадался, что еще сбивает спортсмена с толку. Сзади меня светит фонарь в коридоре, из-за чего моя голова находится в черной короне, за которой он не имеет шансов рассмотреть лицо гостя.

Максимально низким басом, с самой зловещей интонацией, на которую только был способен, медленно протянул: «Я. Король. Ночи». Пока нижняя челюсть Лапина лежала на полу, я уже оказался в коридоре. Схватил Селёдку, лицо которое с перепугу стало совсем белым, за руку и потянул за собой. Мы дружно рванул в сторону лестницы. Самое интересное, погони за нам не было. И криков тоже не было. Подозреваю, Лапин просто в ахере. Либо после моего столь громкого, но очень неожиданного заявления, решил, будто ему снится сон и лёг обратно. Я уже понял, что психика подростков, а так же их восприятие реальности, на самом деле, сильно отличаются от взрослой.

Все пацанское крыло было вымазано, но у меня осталось эещё больше половины тюбика и примерно в сто раз больше энергии. Мной руководило желание не останавливаться на достигнутом. Я почувствовал, что готов принять более сложный вызов и покуситься на палаты девочек. Идти через холл было самоубийством — сопящая толстуха мгновенно прекращала храпеть при малейшем приближении, будто у неё работал какой-то внутренний радар на идиотские ситуации. Мы в одну-то сторону проскочили с трудом. А сейчас, когда в любой момент из комнаты мог выскочить разъярённый Лапин, авантюра вообще становилась весьма опасной.

Глава 7

Утро было весёлым. По-настоящему весёлым. И такое веселье мне нравится. Люблю, когда поднимается шумиха, причиной которой стал я. Люблю, когда мои действия приносят раздор и смуту. Люблю, когда люди вокруг готовы сцепиться между собой, и это моих рук дело. Даже настроение поднялось.

За окном раздавались крики, однако, прежде, чем на шум обратили внимание мои товарищи, сначала началась бестолковая суета в нашей комнате.

— Эй, что за фигня?! — Толстяк Вася пытался оттереть зубную пасту со своих щек, но у него ни черта не получалось. Она будто намертво въелась. Делают на совесть, молодцы.

Ряскин, тот самый, херов шутник, дергал себя за волосы, на которых висели белые засохшие блямбы, и сыпал такими выражениями, что покраснел бы даже самый заядлый матершинник. Вот тебе и пионер. Всем ребятам пример. Константин Викторович жаль не слышит. Порадовался бы.

Эти блямбы прилипли к волосам Ряскина намертво и отдираться не хотели вообще никак. Он тряс головой, тянул себя за слипшиеся пакли, которые теперь имелись на его башке, но не мог ничего сделать.

— Ванечкин, посмотри на свою рожу! Тебе больше всех досталось! — Крикнул мне пацан с соседней кровати. Витя Липочкин. — Это что за сволочи, интересно? Руки бы оторвать.

Я сделал соответствующий вид, возмущенно выругался, и подскочив с кровати, присоединился к общей истерии. Громче всех обещал найти дебилов, а потом засунуть им пасту во все труднодоступные места.

Как заметать следы я знаю. Само собой, когда мы с Селёдкой вернулись в корпус, то первым делом измазал себя, чтоб не вызывать подозрений. Объяснять, почему все вокруг в пасте, а я — нет, совершенно ни к чему. Поэтому мое лицо было украшено белыми разводами, как и у остальных. Хотя тут-то я как раз ни при чем. Наш отряд вообще мазали девчонки. Но лучше избавить себя от лишних разговоров.

В этот момент мы услышали, наконец, крики. Звуки доносились с улицы. Пацаны подскочили к окну, оттесняя друг друга. Хотя окон в комнате было до хрена, все лезли, как дураки, на голову друг другу, чтоб посмотреть в одно.