Назад в СССР 2

— А зачем же вы тогда пришли? — радостно выдохнул Соболев и неожиданно оживился. — Я, как в аварию попал и оказался на коляске, да еще руку потерял, будь оно все неладно, так пить начал, а водка дорогая, зараза. А руку-то мне листом железа срезало, да еще позвоночник повредило. В тот день мы в ремонтном цехе сверлили лист нержавейки, сверло толстенное на станке лист проворачивало. Мы его тогда уперли краем в колонну, что потолок цеха подпирала. Сверло заедает, лист выгибает, пружинит, а потом бац! Резко выскочил с этой колонны лист и как сабля со страшной силой рассекает мастера пополам и мою руку зацепил. Вот такой со мной был несчастный случай. Только огласке его на моей работе никто не придавал. Затихарили, подмазали охрану труда, еще кого нужно… Не любят у нас на заводе громкие производственные травмы, а если травма мелкая, то вообще на бытовые списывают. Уж сколько раз такое было. Если сломал себе чего-нибудь по мелочи, то делают все так, будто поскользнулся и упал по дороге домой. Чтоб отчетность не портить. Ой, что это я разошелся? Вам же это не интересно, товарищи милиционеры? А, собственно, какие-такие вопросы у вас ко мне? Случилось-то чего?

— Ничего не случилось, — Погодин отодвинул чугунную сковородку с остатками жареной картошки и положил блокнот на стол, а сам сел на самодельный некрашеный табурет самого затрапезного вида, как и сам хозяин квартиры.

— Мы пришли по поводу вашей бывшей супруги… — сразу начал по-существу Федя.

— Веры? — Соболев поскреб щетину. — Уже, почитай год прошел, как ее не стало, — а потом еле слышно добавил. — Туда ей стерве и дорога…

— Открылись новые обстоятельства, — Погодин барабанил пальцами по облезлой столешне. — Почему вы с ней разошлись? Расскажите как можно подробнее. Были ли у не недоброжелатели или враги? Ей кто-нибудь угрожал? Кто ее друзья? С кем она была в близких отношениях?

— Я же рассказывал уже, — поморщился Константин. — Не сошлись характерами, вот и разбежались. Дело житейское.

— А с сыном вы видитесь? — решил вмешаться я.

— А вам какое до этого дело? — вдруг резко ощерился самогонщик и выставил напоказ плечо с отсутствующей рукой. — Я калека, да еще и не ходячий! Никому не нужен, да и обуза немалая. Нет у меня денег, чтобы сыну помогать!

— А разве для этого всегда нужны деньги? — я смотрел в потухшие глаза Соболева, пытаясь уловить в них хоть какие-то остатки отцовских чувств. — Поверьте мне, мальчик очень нуждается в вас. — Я вложил в последнюю фразу всю свою убежденность и правоту.

— Это моя жизнь. Не лезь в нее, — взвизгнул вдруг Соболев. — Откуда тебе знать, молокосос, что нужно моему сыну?

— Знаю, — тихо проговорил я. — Я без отца вырос…

Соболев замолчал. Не раз вздохнул и потер лоб. Потом уже намного спокойнее сказал:

— Зачем ему такой отец? Алкаш. Немощный…

— Не в праве вы в этом деле решать за своего сына… И алкаш — это ваша заслуга. Не нужно валить все на немощность.

— Вы еще слишком молоды, товарищ милиционер. Вы не бывали в таких ситуациях.

— Конечно, проще свалить все на ситуацию, сидеть, ныть и ругать судьбу и всех вокруг. А что конкретно вы сделали чтобы что-то изменить? По-стахановски заливали горе самогоном из самопального аппарата? То есть на это вы способны с одной рукой, сидя в инвалидной коляске? Поймите и примите, что страна вам не поможет. Нет в СССР инвалидов, все люди здоровы и счастливы!

Я помнил еще со студенчества, когда учился на истфаке, как неприглядно обстояли дела с такими, как Соболев. Курсовую даже как-то писал о борьбе диссиденствующих инвалидов за свои права. Приводил пример в своем курсаче — Валерия Фефелова, который, будучи тоже человеком с ограниченными возможностями, даже написал книгу с говорящим названием «В СССР инвалидов нет!» — своего рода «Архипелаг ГУЛАГ» о злоключениях людей с инвалидностью в советских больницах и прочих присутственных местах. Совсем недавно в мае 1978-го он совместно с другими активистами создал “Инициативную группу защиты прав инвалидов в СССР”. Но скоро ее признают антисоветской, а активистов будет преследовать КГБ.

Соболев был сильно озадачен. Он сидел и размышлял. Мои слова его зацепили. По виску алкоголика даже скатилась капля пота.

— У Веры не было врагов, что вы еще хотите про нее узнать?

— То, что вы в прошлый раз не рассказывали милиции, — ответил я.

— Как вы узнали, что я не все рассказал? — Константин уставился на меня удивленными глазами.

— Тут все просто. Вы злитесь на бывшую супругу. Эта злость грызет вас изнутри. Возможно, вы что-то утаили. Если честно, я просто предположил. Поэтому прошу, расскажите нам все. Это очень важно…

— А как на нее не злиться? — злобно усмехнулся Соболев. — Смотрите, какой я был.

Он кивнул на пожелтевшую фотографию в рамке на стене, с которой улыбался молодой статный парень в заводской робе с лицом работяги, будто бы с советского плаката.

Трудно было узнать в том парне нынешнего Соболева.