Назад в СССР: Демон бокса – 3

Слышал, что мистер Блин жутко фальшивит. Но на свадьбе он отыграл саундтрек из фильма «Серенада солнечной долины» просто супер. Не только технически верно, но чувства вложил, и вкус у него хороший. Саксофон конгрессмена солировал и вёл, бас-гитара и клавиши тихонько аккомпанировали, ударник едва прикасался к инструменту. Классическая мелодия Гленна Миллера рассчитана на исполнение джаз-бандом с десятками духовых, так было в фильме, где Соня Хэни поёт под эту музыку: «Я стою у твоих ворот, и моя песня — это лунный свет». Клинтон справился один на отлично.

Я ждал второй хит той киноленты — «Поезд на Чаттанугу», захлёбываясь от воспоминаний, впервые смотрел этот фильм в Тангмере в сорок первом, со мной была Мардж, тогда ещё не погибшая под немецкими бомбами… Кто о ней подумает, кроме меня, эпизодического любовника, о бедной английской девушке, одинокой и не оставившей детей? Соня Хэни тоже давно умерла, но её помнят и слышат миллионы, голос звучит в записи, она по-прежнему улыбается с экрана вечно молодая. Не податься ли мне в Голливуд? Набью перед камерами морду Чаку Норрису, Шварцнеггеру и Ван Дамму, не сложно.

Не знаю, как с кино, с ретро-музыкой случился облом, заиграла современная, танцевали, периодически кто-то из гостей рвался к микрофону и исполнял что-то из хитов, некоторые вполне профессионально, другие отвратно, но задорно и забавно.

К вечеру праздник начал приобретать черты оргии, самые отвязанные украдкой дымили косячками или выкладывали дорожки белого порошка визитными карточками. Когда стемнело, грохнул такой салют, что девятое мая в СССР ни в какое сравнение.

Веселились глубоко после полуночи, молодые упорхнули на первую брачную ночь, впрочем, наверняка в действительности далеко не первую. Мы ушли в гостиницу после часа ночи, отрубившуюся Машку я нёс на руках.

Ольга избавилась от каблуков, рухнула на кровать, но тотчас встрепенулась.

— В Минске утро. Я позвоню?

— Валяй. Можешь не шептать. Машку даже взрыв не разбудит.

Она подскочила к телефону, довольно современному — кнопочному, и торопливо набрала знакомые цифры. Гудки из трубки доносились громко, я решил остаться и послушать. Зачем я это сделал?

Первый раз на международный вызов ответил генерал.

— Папа?

— А, это ты, сучка… Американская подстилка… Такая же психованная, как и старшая! Стерва! Из-за тебя, бл… меня отстранили! Пошла в жопу!

Гудки. Бросил трубку.

Я присел на край кровати.

— Оль! Давай наберём через полчаса. Или утром, у них будет вечер. Надеюсь, Вика поднимет.

Она вскочила, прошла в ванную. Вышла уже в халате. Слёзы прочертили мокрые дорожки, тёмные от туши.

— Хотела отрыдаться там, но что от тебя скрывать… Ты тоже ненавидел отца?

— Ненавидел — слишком сильное слово. Презирал. Он не то чтобы совсем плохой человек. Продукт системы, слишком заигравшийся по правилам этой системы. Твой такой же, но злой, агрессивный. До психоза.

Я не стал говорить, что уже запустил к особистам информацию о психической неуравновешенности генерала. Но не тот случай, чтоб результат наступил столь оперативно. Этот военный не сидит за красной кнопкой пуска ракет. О запросах его дочерей на выезд в США известно давно. Причина отстранения в другом. В чём? И должно ли меня это волновать?

Ольга принялась потрошить мини-бар. Я должен был сказать, что здесь бухло не оплаченное, как внизу на веранде, и вообще дорогое. Но не стал. Она выжрала виски прямо из мерзавчика, не наливая в стакан.

— Оль, успокойся. В результате останется один, если Вика сумеет и маму убедить переехать сюда, подлечиться.

— Валер… Ты такой умный, но ни черта в женщинах не понимаешь. Она не приедет. Неужели не догадался? Будет собираться, ныть, говорить, что — вот, надо с мамой посидеть, у неё сердце слабое, Ваня болеет, ещё какие дела, надо экзамены досдать, чтоб получить диплом иняза… Я тебе скажу, даже Гоша не причина, если ревнуешь. Она сама такая. В отца. Поздно, господа, я приняла решение, и меня проще убить, чем от него отказаться.

— Ты не такая?

— Когда на меня накатывает, я говорю себе: не будь как они! И всё же могу прислушаться к голосу здравого смысла. Ты — сказочный принц для Вики, другая бы держалась руками и ногами, независимо любит или не любит, тем более, вроде правда была влюблена. А ты?

— Тоже — был.

— Но вы спите… спали вместе. Я из соседней комнаты в «Астории» слышала — шуршите как мартовские кошки.

— Оль! А почему — нет? Я мужчина с естественными потребностями, женатый. Рядом в койке сексапильная баба. Нелюбимая… И что? Если бы все трахались, только переполненные возвышенными чувствами, секс на планете случался бы в десятки, если не в сотни раз реже. Вот ты сама — по любви?

— Со Стасиком — да. В какой-то мере. Он первый был! Но не тот, для которого я — последняя. Потом пару раз… ну так, чтоб убедиться — не моё.

— То есть у тебя даже потребность в регулярном сексе не разбужена. Иначе понимала бы — надо сбрасывать напряжение.

Она сидела на широкой двуспальной кровати, подобрав под себя длиннющие ноги. Машка мирно дрыхла рядом — одетая, не хотели тревожить.

— Вам, мужикам, сбрасывать не сложно.