Лучший способ выжить на войне, если ты не околачиваешься тыловой крысой в штабах, а ползаешь брюхом по полям сражений, — это выработать чутье. Оно должно сработать за миг до того, как на тебя свалится кирпич или снаряд. Воюю я всю жизнь. До сих пор жив. Значит, чутье у меня работает безотказно. В чем я смог убедиться и в этот раз.
Извилистая дорога пролегала между дувалами — глинобитными заборами, и огороженными сетчатыми оградами сельхозучастками с плодовыми деревьями и аккуратно ухоженными грядками. Там нас и ждали автоматчики.
Один из боевиков только еще высовывался из-за приземистого кубического строения, похожего на трансформаторную будку, поднимающуюся из зеленых зарослей, и хотел успокоить меня свинцовыми примочками, поскольку я шел первым. А я уже валился в сторону, выдергивая гранату, кольцо которой по афганской традиции было закреплено на разгрузочном жилете, так что вытаскивать его не надо — само слетит. Моя граната полетела в цель, до которой было меньше десятка метров.
Ду-дух — это застучал вражий «АКМ». Пули прошли там, где я должен был находиться, и, не найдя с кем поздороваться, ушли искать приключений куда-то вдаль.
Граната взорвалась от соприкосновения с поверхностью. И двоим моджахедам сильно поплохело от солидной порции осколков и ласкового напора взрывной волны.
Перекатываясь по пыльной земле, я уже вскидывал свой автомат.
Сопровождавший нас Фарханг, тоже не мальчик в военном деле, упав на землю, отползал за песчаную насыпь. Ему не хватало скорости, чтобы успевать раньше противника.
Еще один боевик появился из кустарника слева и изготовился угостить нас гранатой. Утес, следовавший в охранении на некоторой дистанции, ссадил его выстрелом из «винтореза».
У последнего нападавшего не выдержали нервы — оглашая окрестности нечленораздельными криками, он выскочил из-за глиняного укрытия, паля куда ни попадя, и бросился бежать, пропав за кустами. Ну и Аллах с ним. Догонять мы его не стали.
Осмотревшись, я понял, что бой закончен, пора подводить итоги. Три ноль в нашу пользу. Мы все целы. Бандиты потеряли двоих убитыми. Еще один лежал на земле, легко контуженный — это был совсем молодой «зверек» с цыплячьей шеей, выглядывавшей из грубого зеленого камуфляжа.
Я присел на колено рядом с ним и спросил:
— Зачем напали? Кто велел?
— Уйди, шайтан. — Глаза басмача разъезжались, он никак не мог сфокусировать взор.
Я горестно вздохнул от такого фатального недопонимания договаривающихся сторон и сломал ему два пальца. Басмач завыл, как пожарная сирена у горящего нефтепровода.
— Кто приказал? — снова спросил я.
— Султанбек сказал, что чужие люди идут в развалины. Можно забрать у них все.
— Что-то вы переоценили себя. Вчетвером на такое дело идти… Ты сам чей будешь?
— Мы свои. Вы на нашей земле.
Ясно — местная организация самообороны и грабежа. В крупных заварушках не участвуют, но не прочь под шумок пограбить и списать все на войну. Мерзкие падальщики.
— Зря ты автомат купил, — сказал я, поднимаясь.
Князь всадил в басмача пулю. Такая вот у нас негуманная привычка — не оставлять за спиной врагов.
Потом были развалины. Осколки бетонных плит не давали прохода. Остовы трехэтажных домов готовы были рухнуть. А еще в изобилии имелись развороченный асфальт, скелеты машин. Трупов только не было — их растаскивали по обоюдной договоренности и предавали земле. В общем, нормальный такой, стандартный город, где идут затяжные городские бои. Я такие населенные пункты уже видел.
В развалинах каждый шаг таит опасность. Можно наступить на противопехотную мину. Может сработать пробившая крышу соседнего дома неразорвавшаяся бомба. Не исключено, что снайпер сейчас держит тебя в прицеле или где-то рядом ждет в засаде отряд противника. Все может быть. И надо быть начеку. Надо ощущать дыхание этого страшного места.
Мы жались к стенке и резко преодолевали открытые пространства, прикрывая друг друга. А мое воображение невольно пыталось нарисовать картинки, как здесь все было до взрывов фугасов и артиллерийских налетов, и буксовало. Казалось, эта реальность была здесь всегда, она зримое отражение человеческой ненависти и непримиримости друг к другу. Самое жуткое в раненых городах — видеть, как в один миг обесценивается труд тысяч и тысяч людей, веками упорядочивавших здесь жизнь. Как приходит хаос и запустение.
На подходе к расположению нас встретили курды. Но по-настоящему я перевел дух, когда оказался в штабной комнате, и Фарханг приказал бойцу нести нам чай, да покрепче. А я мог подбить итоги нашего похода.
Итак, очередной этап операции пройден. Все, что нам надо было, мы узнали, о чем незамедлительно будет сообщено на базу. Полученная информация дает нам возможность очертить район дальнейшего поиска Кабана.
Отведав чай и черствую пахлаву, мы с Радом отправились в учтиво предоставленное в наше распоряжение пустующее помещение на последнем этаже штабного здания. Там Рад развернул аппаратуру и передал сообщение в Центр. В ответ нам велели сидеть тихо, не отсвечивать и ждать инструкций по эвакуации.