Наживка

Магоцци с грустью наблюдал за давно знакомой процедурой, постепенно и неохотно сдаваясь. Опасность, которая преследовала Грейс всю жизнь, исчезла в октябре прошлого года средь пушечной стрельбы, но патологический страх не проходит, убивая всякие мечты о возможности нормальной жизни. Может быть, Джино прав. Настоящая близость с Грейс Макбрайд, ожидание, что она сделает к ней хоть воробьиный шаг, – несбыточная фантазия. Она никогда не будет себя чувствовать в безопасности. Ни с ним, и, возможно, ни с кем другим.

– Это просто привычка, Магоцци, больше ничего. – Стоя к нему спиной, запирая засовы, все-таки угадала его мысли.

– Правда?

Грейс повернулась, легонько ткнула его пальцем в грудь.

– Знаешь, в тебе сейчас говорит мачо-неандерталец. Хочешь, чтоб я оставила дверь незапертой, потому что ты меня охраняешь.

– Ничего подобного, – соврал он. – Если ты ее оставишь незапертой в этом квартале, я до смерти буду бояться.

Она чуть улыбнулась, направилась к кухне. Магоцци с Чарли последовали за ней на почтительном расстоянии.

– Есть красное бургундское за триста баксов и бутылка шардоне за восемь в холодильнике. Что предпочитаешь?

– М-м-м… не знаю. И то и другое годится. Смешивать можно?

Черед десять минут он с бокалом вина спустился с последней ступеньки у задних дверей во двор.

Задний двор выглядит как обычно – кусочек увядшей травы, окруженный прочным деревянным забором высотой в восемь футов, старое деревце магнолии в центре, наполовину покрытое начинавшими набухать почками.

Но теперь под деревом стоят три адирондакских кресла,[21] а раньше было два – одно для Грейс, а другое для Чарли, который вбил себе в голову, что на нижнем уровне кишмя кишат чудовища, и никогда не садится ни на пол, ни на землю, если рядом имеется мебель.

Успокойся, Магоцци. Это просто кресло. Ничего не значит. Может, она поставила его для Джексона, который ежедневно является после школы.

– Я тебе подарок купила, – сказала Грейс у него за спиной.

– Да ну? – вымолвил он, изо всех сил стараясь прикинуться равнодушным.

– Кресло, дурачок. Чтобы Чарли не лез к тебе на колени каждый раз, когда мы тут сидим.

– Я думал, оно для Джексона.

– Девятилетнему мальчику никаких кресел не надо. Магоцци, я купила его для тебя, потому что мне нравится, когда ты тут сидишь, и хочется, чтоб тебе было удобно.

– Хорошо. – Хорошо, что она стоит у него за спиной, не видя глуповатой улыбки.

Воробьиный шажок. Ей лучше, Джино.

Не по сезону жаркая погода ненадолго задержалась и после захода солнца, и они выпили по первому бокалу вина на заднем дворе под магнолией. Сидели в непринужденном молчании, прикладываясь к бокалам, прислушиваясь к вечерним пригородным звукам – где-то хлопнула дверь, за каким-то открытым окном у соседей звякают тарелки за ужином, где-то внезапно защебетала птичка, наивно считая ветки магнолии надежной и безопасной спальней. Грейс не только не стреляет в птичку, но и практически не обращает внимания на щебет.

Слава богу. Ей гораздо лучше.

– Посмотри на ветки, Магоцци, увидишь звезды. Через неделю распустятся листья, и их уже не будет видно.

– Никогда не видел это дерево в листьях.

Грейс помолчала.

– Правда?

– Да. Впервые пришел сюда накануне Хеллоуина.[22] На бедном старом деревце оставались три листика, которые очень храбро желтели.

Она издала тихий неопределенный звук.

– Забавно. Я думала, мы знакомы гораздо дольше.

Ему хватило ума не спрашивать, хорошо это или плохо. Он потянулся за бутылкой, стоявшей на земле между креслами, и наполнил бокалы. Хлебнул, откинувшись на спинку своего персонального адирондакского кресла, чувствуя, как все нынешние неприятности утекают в симпатично неухоженную траву на заднем дворе Грейс Макбрайд.

Жалкий тип, обругал он себя. В жизни не был так счастлив, как здесь, полгода общаясь с женщиной, которую еще даже не целовал. Конечно, огорчен мучительным отсутствием физической близости, но абсолютно счастлив. Позор для итальянца, хотя тут ничего не поделаешь. Впервые в жизни, сидя на заднем дворе с этой женщиной, с этой собакой, он чувствует себя дома, где ему всегда рады.

Поэтому у меня нет мебели, Джино. Я там не живу.

– О чем думаешь?

– О том, что счастлив. – Соврать даже в голову не пришло.

– Прелестно. Я газеты читала, новости смотрела. Ты новую загадку решаешь. Наверно, для этого и живешь.

– Это не имеет ни малейшего отношения к тому, что я счастлив в данный момент.

– Знаю. Расскажи, что за дело.

– Фактически два дела. Убийство Мори Гилберта, владельца питомника, и Розы Клебер, но мы не видим связи между ними…

– А с человеком, привязанным к железнодорожным рельсам?

– Над этим работают Лангер с Маклареном. С нашими убийствами ничего общего. У нас застреленные старики-евреи, причем убийца не оставил на месте никаких следов, а там лютеранин, которого кто-то так ненавидел, что замучил насмерть.