Назначенье границ

Кажется, обитатели небес несколько путаются во времени — или для них, как и для магии, времени в каких-то областях просто не существует. Если Торисмунда пока не остановили, а я, по словам гостя, едва своей смертью не запечатал заклинание… значит везучему наследнику уже не удалось правильно завершить обряд, несмотря на то, что в текущем времени он его еще только начал. Право, жаль, что Августин, епископ Гиппонский, умер, вот кто бы порадовался — покойный очень любил эти игры с понятием времени. А с другой стороны, он, наверное, может сейчас с этим самым временем играть на практике. Если не ошибся с местом назначения.

— Скажи, а при каких условиях вы можете вмешиваться в ход вещей?

Спутник не замер, ход не замедлил — но в темпе движения точно что-то изменилось. Если об удивление можно спотыкаться, как о кочки и бревна на дороге, то можно считать, что дорога стала очень неровной.

— Ну и вопросы у тебя… чадо, — надо понимать, «чадо» относилось к бранным выражениям, приличествующим посланцам Господа. — Тебе на какой предмет?

— Для дальнейшего использования. И из любопытства. Если… из вечности будущее уже произошло, значит, какие-то события… неизменны. Не могут быть изменены, иначе не останется самого времени, ведь именно они его и образуют своей последовательностью. Какие-то события или определенное количество событий. Но ведь, в принципе, вмешательство возможно — и периодически происходит. Вот мне и хотелось бы знать, при каких условиях — если это не секрет.

Гость озадаченно тряхнул головой, подумал нечто неразборчивое об очень умных, когда дело не касается их самих, подопечных, потом сказал, рубанув рукой:

— Чему судили быть сам Господь или Богоматерь, то и будет. Остальное в руках человечьих.

И что тут от чего зависит, неизвестно. А может быть, зависимость встречная — как у арки, когда вся конструкция держится на том, что каждый камень стремится к земле. Что-то такое — иначе можно было бы не творить чудеса, а просто отменять нежелательное как небывшее… Жалко, что нельзя воспользоваться. Хорошо, что нельзя никому. Очень приятный собеседник.

— Ты, чадо, если хочешь что спросить, так спроси прямо, — себе под нос пробурчал спутник.

— Человек, с которым я хочу поговорить, в своем теле не один. Можно ли как-то сохранить его… собой, хотя бы на время беседы?

— Можно. — Посланник вздохнул.

— Спасибо. — Спрашивать, можно ли приживала выселить совсем, смысла нет. Можно наверняка. Если тот человек захочет…

Безмолвное «да»… или просто кивок?

— Пришли, — вскоре сказал спутник, показывая на темное нагромождение повозок. — Дальше нам хода не будет.

— Спасибо. Дальше и не нужно.

Человек достает из кармана на поясе маленькую деревяшку — и в небо взвивается свист. Над лагерем, над полем боя свистит, щелкает скворец-пересмешник — то иволгой, то малиновкой, то щеглом, то какой-то человеческой хозяйственной надобностью, то опять малиновкой.

— Мы так когда-то с ним девушек высвистывали, — поясняет он, отдышавшись. Непонятно зачем поясняет, гость знает и так.

Полупрозрачный бородач ухмыльнулся — он, наверное, тоже когда-то высвистывал девушек. Давным-давно. Смуглых темноглазых девушек, с руками, загрубевшими от разделки рыбы, но все равно прекрасных…

Потом гость подмигнул и растаял, стал совершенно невидимым.

Сначала было тихо — ну настолько тихо, насколько может быть ночью рядом с укрепленным лагерем, где люди, и кони, и волы, и телеги — и множество всяких вещей. А потом откуда-то справа коротко и высоко чирикнули — мол, слышу, знаю, буду.

Человек заметил, что он на склоне не один и даже не вдвоем, когда тени слева начали шевелиться не так, как им положено. То ли девушка тоже постарела и сдала, то ли присутствие гостя сделало его самого внимательней. Впрочем, грех жаловаться, девушка была что надо — и двигалась уверенно и шума производила очень мало — а ведь местность незнакомая и пересеченная, и под ногами валяется кто попало. Луна, конечно, в помощь, но она же и выдать может. И выдала. Металлических украшений на одежде и обуви нет, но вот без меча порядочной девушке в такую пору на свидание ходить не положено — вот там-то металл луна и зацепила. Девушка сказала светилу что-то особо неприятное, выпрямилась и пошла уже открыто. Постарела она, ссутулилась, были почти одного роста, а теперь едва не на ладонь пониже будет… глаза ушли в глазницы совсем, и в бороде седина… ну немного седины, так и бородки той… да, гуннские девушки, они такие.

Перестав быть источником света, посланец Господа остался источником тепла — небольшого, будто где-то на расстоянии ладони или двух горит свеча. А потом это тепло отдалилось, переместилось куда-то вперед — ровнехонько за спину приближающегося, и после этого уже вернулся свет. Сияющий конус, накрывший всех троих. И непроницаемая темнота вокруг. Никто не заметит, взгляд скользнет мимо еще одного пятна тьмы-во-тьме, а те, кто почувствуют, попросту не смогут приблизиться. Не положено им.

Девушка такого оборота не ждала, но порывистые гуннские девушки не живут долго.