Назначенье границ

Тогда, кажется, был слишком ошеломлен — хотел же как лучше, может быть, был слишком настойчив и не слишком терпелив, но разве не этого она сама просила? Кажется, сумел сказать несколько слов, просить о прощении… может быть, сумел, может быть, нет. Что ж, принести свои извинения никогда не поздно, а там госпожа Пелагия и сердиться перестанет, наверное, поймет, что это просто… просто потому, что она выглядела такой одинокой и неприступной.

Вышло же иначе.

Командующий вернулся в Равенну, как обычно, без предупреждения, как ливень в середине июля. И немедленно затребовал Майориана — дорога не дорога, вечер не вечер — да не к себе и не в улей, а в один из тех домов, где проходили иногда частные встречи, от посторонних глаз и ушей подальше. Видимо, следовало ожидать событий. Майориан кинулся на зов, был счастлив видеть, был готов слушать, даже не спросил, как здоровье отца — который тогда еще заведовал финансами армии… А вот к обычной драке он готов не был. И поэтому первый удар — после которого правая рука повисла как колбаса в коптильне и перестала откликаться на зов — пропустил. Очень неприятно и неудобно, когда тебя раз за разом вбивает в стену человек, вдвое старше тебя. Без посторонней помощи. Очень неудобно и очень больно, к тому же.

И совершенно непонятно — с чего вдруг?!

— За что?! — не сопротивлялся толком, и не потому даже, что не мог — не понимал, нужно ли…

Ответа не получил, а потом, видимо, обо что-то не очень удачно ударился головой, потому что мир вокруг моргнул — и на какое-то время пропал. Что, наверное, было к лучшему, потому что когда Майориан всплыл обратно, он сразу понял, что миру тогда не понравились накопившиеся в нем острые углы — и он злонамеренно вывалил их все прямо на Майориана. А еще на него смотрели, сверху вниз, со спокойным любопытством и без малейших признаков ярости. Не мир смотрел, конечно.

— И что… — так, по челюсти тоже прилетело, говорить неудобно-то как… — это… значило?

— Видишь ли, — дружелюбно ответили сверху, — так случилось, что у госпожи Пелагии, кроме меня, никого на свете нет. В определенной мере — по моей вине. Вернее, у нее есть дети, она любит их и на многое ради них готова… но ты, я думаю, понимаешь, о чем я говорю. Она верит мне, я просил тебя принимать. А ты ее обидел и напугал.