– Посторонись-ка, Вроделикс! Плохо приветствуешь гостей! Тварь опустила голову и завизжала, как переросший щенок. Девушка оттолкнула чудовище в сторону и посмотрела на меня темно-голубыми глазами, блестевшими в лунном свете. Я знал их по своим снам.
– Вы мужчина? – спросила она. – Или бог? – Тон ее показывал, что оба варианта были равно приемлемы. Я сказал ей, и девушка кивнула.
– Я рада. Я смертная женщина. – Она смотрела на подошедшего к нам Рузвельта, который отвесил ей придворный поклон и улыбку. – А вы бог? – спросила она его.
– Только человек, дорогая, – ответил он. – Питер Рузвельт, к вашим услугам, а это Ричард Кэрлон.
Она улыбнулась ему, а я ощутил странное чувство, что каким-то образом упустил что-то резкое и ценное.
– А я Иронель, Питер, – сказала она.
– Вы здесь живете одна? – поинтересовался Рузвельт.
– О нет, со мной Вроделикс. – Она провела рукой по гладкой изогнутой шее кошмарного животного. – У меня есть и другие друзья, а сейчас – двое новых! – Она схватила руку Рузвельта, затем мою и улыбнулась нам, поворачиваясь от одного к другому, и мы ухмыльнулись в ответ.
– Расскажите мне о других, э, ваших друзьях, Иронель, – попросил Рузвельт мягким отцовским тоном, который он культивировал по отношению к ней.
– Конечно, Питер! Здесь есть Ронизпель – Скалолаз, Чааз – Подземный житель, Арнк – Колющий – и много других!
– Все животные?
Девушка задумалась над этим.
– Большей частью, – ответила она, – за исключением Чааза, я думаю. Но вы скоро встретите их. О, как они будут рады, что вы пришли. – Она остановилась, как будто что-то вспомнила. – Только я не уверена, что будет доволен Старый Гарф.
– Как давно вы живете здесь? – хотел знать Рузвельт.
– Как? Всегда. – Она казалась удивленной глупым вопросам.
– Где ваши родители?
– Что такое родители?
– Люди, которые вырастили вас, учили говорить, одеваться… так мило…
– Ну… новая мысль, Питер! Должен ли кто-либо учить разговаривать, как я учу Арнуа плести свои сети над Темными Местами. – Она тронула мягкие складки своей одежды. – Что касается моего одеяния – оно сделано для меня Арнком, конечно. – Девушка посмотрела на нейлоновый костюм Рузвельта, дотронулась до моего рукава. – Я должна показать вашу ткацкую работу Арнку; это-то будет для него задачка – сделать такой материал, как ваш. – Она засмеялась, обрадованная этой идеей.
– Разве здесь нет других людей, как вы и мы? – не унимался Рузвельт.
– Мы тоже не похожи! – засмеялась она. – Вы выше меня, ваши волосы короче, плечи шире и грудь ваша плоская – не как у меня. – Она потрогала свое тело, пробежала пальцами по стройной талии, как будто хотела ощутить различия кончиками пальцев.
– Мы мужчины, – пояснил Рузвельт с легкой улыбкой, – а вы – женщина. Есть здесь другие люди того или другого пола? Это, казалось, озадачило ее.
– Нет, никого, – ответила она.
– Что вы едите? Как храните тепло зимой?
– Ну, Чааз приносит мне коренья, которые достает глубоко из-под земли, Ронизпель знает, где раньше всего спеет виноград и дыни. И когда падает белизна, я живу за дверьми, а окна заплетает Арнк своим тончайшим плетением, чтобы задерживать холод. Тем временем Вроделикс заскулил, и, пока девушка гладила его, Рузвельт близко подступил ко мне.
– Можем мы поверить этой бедной туземной девушке, что она живет одна-одинешенька, как сказала? Это возможно?
– Кажется, это так и есть. По каким-то причинам здесь, на крохотном пятачке земли, Распад оставил просвет. Вы говорили, это «зарница» шторма. В «зените» урагана стоит мертвый штиль.
Улыбающаяся Иронель снова оказалась возле нас.
– Пошли, – сказала она. – Сейчас я покажу вам свои игрушки! Она отбуксировала нас через вымощенную плитами дорожку между ухоженными клумбами, где черные и золотые грибные шляпки росли между розами и маргаритками. Мы прошли в арку и через засыпанный черепицей холл, вверх по ступенькам поднялись в широкий затененный коридор, который в двадцати футах был блокирован упавшей мебелью; но та часть, что оставалась свободной, была тщательно выметена. Иронель открыла дверь в комнату с глубоким черным ковром и высокими окнами без стекол с занавесями из той же газовой ткани, что и ее одежда. Там стояла высокая кровать с белым шелковым покрывалом, отделанным золотой нитью. Иронель наклонилась к большому ящику с резной крышкой, открыла его и вынула оттуда кусок алой ткани.
– Разве не красиво? – спросила она и накинула его поперек тела.
Я должен был согласиться, что это красиво. Она вынула сундучок поменьше и высыпала на тряпки золотые вещи. Я встал на колено, собирая их, и обнаружил, что ковер был слоем гладкого мха, такого же черного, как бархат.
– И эти! – Она разбросала среди золота драгоценные камни, которые сверкали как огонь. – А это самые любимые мои сокровища! – сказала она и разложила вокруг ярко окрашенные морские ракушки. – Теперь мы должны собрать их и собрать в кучу. – Девушка рассмеялась. – Разве это не прекрасная игра?
Рузвельт подобрал большой квадратный рубин с врезанным в него крестом.
– Где вы взяли это? – Его голос был раздражающе резок, глаза пристально смотрели в глаза девушки.