— Какие тут могут быть дела? А, главное, куда они должны идти? — буркнул инквизитор. — Да и интерес твоего папы слишком уж… настойчивый.
— Я же говорила, что владелец марки хороший папин друг, — упрекнула забывчивого супруга Мерилен.
— Помню, — заверил её инквизитор. Сел, спихнув локтём саквояж. Сумка мягко шлёпнулась, перевернулась набок, показав раззявленное брюхо с чем-то белым внутри — может, кальсонами, а, может, рубахой. Тейлор полюбовался собственными пожитками, да и задвинул ногой саквояж под кровать. Крепко лицо обеими ладонями растёр. — Так, дорогая. Либо ты мне рассказываешь про все припасённые для меня неожиданности. А то, что они есть, я задницей чую. Либо выматывайся отсюда. Если поспешишь, вполне успеешь на дневной поезд.
— Женевьев! — ахнула фраппированная госпожа Тейлор. — Мой отец…
— Срать я хотел на твоего отца, — громко и чётко, разделяя слова, сообщил инспектор.
— Твоя карьера… — промямлила Мерилен.
И не понять, что её больше поразило — то ли суть Тейлором сказанного, то ли форма. Но поразило однозначно. В самое сердце. Недаром же ладошки к груди прижала и глаза распахнула потрясённо. Нет, она не таращилась, как рыжая, боже упаси! Всё выглядело красиво и вполне достойно.
— Давай я тебе кое-что объясню, дорогая, — от заверения, что на карьеру ему, в общем-то, тоже… плевать инквизитор не без труда, но воздержался. — Моя карьера уже никоим образом не зависит от твоего папеньки. Раньше да, теперь нет. Поэтому об услуге вы меня только просить можете. А я ещё подумаю, оказывать ли её вам. Это ясно?
— Женевьев!
— Не ясно, — удручённо кивнул инспектор, вставая. — Ты опоздаешь на поезд, Мерилен. И так, на будущее. Самый простой способ добиться от меня желаемого — это сказать правду. Ты же знаешь, я подонок и эгоист. Поэтому и за другими оставляю право на то же. А сейчас, прости…
— Я замуж выхожу, — едва слышно пролепетала госпожа Тейлор, — наверное.
— Что? И ты тоже? — инквизитор коротко хохотнул, тут же неуместный смешок оборвав. Провёл ладонью по затылку, лохматя волосы. — Разреши узнать, за кого? Всё-таки интересно, кто моим приемником станет.
— Карнейли, — прошептала несчастная, уже почти бывшая жена.
И всхлипнула. Даже, скорее, хлюпнула носом — совсем неизящно, по-девчоночьи. И очень-очень несчастно.
— Это тот, кто марку себе заграбастать хочет, что ли? — спросил инквизитор. Хотя зачем спросил и сам не понял — фамилию-то деятельного предпринимателя прекрасно помнил. — Н-да, действительно, неожиданность. Мерилен, позволь… — инспектор пнул не вовремя вставший на пути стул. Мебель, явно насмешничая, и на сантиметр не сдвинулась, а вот пальцам стало больно. — А, к чёрту! Просто скажи, зачем тебе-то это надо?
— Я свободы хочу, — тихо-тихо, едва слышно ответила супруга. Тейлор снова хохотнул — не удержался. Покрутил шеей, будто разминая. — Не смейся, у тебя столько денег нет.
— Чтобы обеспечить тебе свободу, у меня нет денег, — неизвестно кому пояснил инспектор. — А фирма тут при чём?
— Она станет свадебным подарком мне, — снова мокро потянула носом госпожа Тейлор. — В смысле, если всё получится, то он передаст мне все права на марку. И деньгами поможет.
— Хорош подарок, — оценил инквизитор.
Постоял, глядя в окно, бровь почесал. Всё-таки развернулся, подошёл к жене, заставил её голову поднять. Мерилен действительно плакала и совсем по-настоящему, даже не заботясь о том, что слёзы краску с ресниц размыли, прочертили по аристократическим скулам грязные дорожки, запачкали белоснежный мех манто.
— Тейлор, помоги мне, пожалуйста… — протянула жалобно супруга, изрядно гнусавя — аристократка или нет, а сопли нос забили.
Инквизитор, без труда не слишком активное сопротивление преодолев, прижал голову Мерилен к своему плечу. Обнял, тихонько покачивая.
— Бедная ты моя, — прошептал в розовое ушко, украшенное скромной бриллиантовой капелькой, — угораздило же тебя…
По-настоящему утешать он никогда не умел. Да и нечасто такое желание появлялось. Но Мерилен, кажется, сейчас не многое и нужно было. В конце концов, вырыдаться на плече мужа тоже входит в список законных прав супруги.
***
Бывают дни, когда вселенское свинство ощущается особенно остро. И вроде бы не с чего, и причин нет, а снисходит озарение, кристально ясное осознание Правды: все мужики сволочи. Тот же, о котором уже думать забыла и даже как звать его не помнишь, из них первейшая скотина. И счастье в подлунном грешном мире вещь фантастическая, недостижимая. А удел каждой женщины страдать молча, ото всех пряча боль в разбитом сердце.
С чего ему вдруг биться приспичило, да откуда боль взялась — дело десятое. Главное, что теперь придётся век вековать об руку с тоскою. Ну а уж повод для страданий всегда найдётся. Да хотя бы… Да хотя бы потому что все мужики сволочи, а счастья нет!
— И сколько ей говорено: не вяжись с женатиками, даже в сторону их глядеть не моги! — бубнила Ли, проворно перебирая гречку — хорошие зёрнышки в кучку, а плохие на пол.