Назови меня чужой (СИ)

– Никогда? – обалдело переспрашивает и застывает на секунду как дурочка с полуоткрытым ртом.

– Никогда, – мотаю башкой и, морщась, добавляю равнодушно. – Пойдем на пляж. Хрена торчать в душном номере…

9

Яна застывает с открытым ртом. Уже, небось, представила себя в свадебном платье и меня рядом. Не вышло, девочка. Птица обломинго прилетела…

– Иди сам, – заявляет категорически. Отворачивает  расстроенное личико, прячет глаза, полные слез.

– Как хочешь, – бросаю лениво. Бреду на берег. И почти у самой кромки воды ловлю себя на мысли, что кататься не хочется. Нет куража. Ушел. Испарился от дурацких Янкиных разговоров.

«Кто тебя за язык дергал?» – думаю раздраженно. И, покатавшись пару часов, недовольно бреду обратно. Но там, в моем номере, Яна. А встречаться с ней и говорить не хочется.

Блин! Я предлагал провести весело время и ничего не обещал. Не звал никуда! Так отчего же все эти обиды и страдания? Носилась бы со своей девственностью как с писаной торбой и вручила бы ее какому-нибудь диковатому греку. А мне эти атавизмы на фиг не нужны.

Захожу в близлежащую лавочку за пивом. Выбираю еще какие-то чипсы, фисташки. Беру шоколадку для Яны.

«Ни к чему расставаться обиженными. Сейчас приду, потрескаем на дорожку», – размышляю, протягивая несколько разноцветных купюр продавцу.

– Твоя девочка, красавчик, – смеется загорелый лысый мужик, пробивая чек. Поворачиваю голову к окну и замираю, вперившись взглядом в серебристый кабриолет, больше похожий на НЛО. За рулем сидит атлет с длинными курчавыми патлами и довольно смотрит на Янку, спешащую по дорожке. Открывает ей дверцу. И когда моя вероломная подружка плюхается на сиденье, бьет по газам.

– Кажется, твоя милашка встретила парня покруче, – сокрушенно цокает языком продавец.

– Да у меня этих милашек – целый вагон, – усмехаюсь криво.

Но поднявшись в номер, кидаю все свои покупки на побитый журнальный столик. Ложусь на кровать и бессмысленно пялюсь в потолок.

9

Яна застывает с открытым ртом. Уже, небось, представила себя в свадебном платье и меня рядом. Не вышло, девочка. Птица обломинго прилетела…

– Иди сам, – заявляет категорически. Отворачивает  расстроенное личико, прячет глаза, полные слез.

– Как хочешь, – бросаю лениво. Бреду на берег. И почти у самой кромки воды ловлю себя на мысли, что кататься не хочется. Нет куража. Ушел. Испарился от дурацких Янкиных разговоров.

«Кто тебя за язык дергал?» – думаю раздраженно. И, покатавшись пару часов, недовольно бреду обратно. Но там, в моем номере, Яна. А встречаться с ней и говорить не хочется.

Блин! Я предлагал провести весело время и ничего не обещал. Не звал никуда! Так отчего же все эти обиды и страдания? Носилась бы со своей девственностью как с писаной торбой и вручила бы ее какому-нибудь диковатому греку. А мне эти атавизмы на фиг не нужны.

Захожу в близлежащую лавочку за пивом. Выбираю еще какие-то чипсы, фисташки. Беру шоколадку для Яны.

«Ни к чему расставаться обиженными. Сейчас приду, потрескаем на дорожку», – размышляю, протягивая несколько разноцветных купюр продавцу.

– Твоя девочка, красавчик, – смеется загорелый лысый мужик, пробивая чек. Поворачиваю голову к окну и замираю, вперившись взглядом в серебристый кабриолет, больше похожий на НЛО. За рулем сидит атлет с длинными курчавыми патлами и довольно смотрит на Янку, спешащую по дорожке. Открывает ей дверцу. И когда моя вероломная подружка плюхается на сиденье, бьет по газам.

– Кажется, твоя милашка встретила парня покруче, – сокрушенно цокает языком продавец.

– Да у меня этих милашек – целый вагон, – усмехаюсь криво.

Но поднявшись в номер, кидаю все свои покупки на побитый журнальный столик. Ложусь на кровать и бессмысленно пялюсь в потолок.

11

–  У папы через неделю день рождения. В этом году юбилей, между прочим. Не знаю, какие там у тебя обиды на семью. Но отец переживает. А ты, придурок, звонишь ему редко. Домой не приезжаешь. Я не знаю, какая собака тебя за задницу укусила, но папе реально плохо. Он не говорит ничего. Но я и сама вижу. Мне кажется, думает, что ты на него обиделся.

– Дусь, – пытаюсь вставить хоть слово. Но сестрица резко осаживает меня, будто я – Нелька, ее несмышленая дочь.

– Помолчи… – и продолжает со вздохом. – Короче, делай что хочешь, бро, но если ты не приедешь, я лично заявлюсь в Питер и откушу тебе голову. Понял?

– Да, систер, – смеюсь я. И будто выныриваю из душной канители. Напрочь забываю про Яну и свои сны. Да и настроение улучшается, стоило только услышать певучий голос Дуськи. – Я буду. Обязательно. Клянусь.

– Не вздумай съехать с темы, – сурово отрезает Евдокия и тараторит оживленно. Видимо, любит меня, убогого. – Мы собираемся в субботу. В три часа. Не опаздывай.

– Погоди, – останавливаю я сорочий стрекот. – Где празднуем хоть? Дома или на Красной?

– Сезон уже закончился, Никита, – вздыхает сестра. – Эта зима теплая. Уже вместо трасс – сплошное месиво. Мы собираемся дома. У папы. В Филипповке. Сообщи, когда приезжаешь. Я пришлю машину.