— В общем, Мартин заставил Карину связаться с Домиником, у них была такая возможность, и соврать, что с Сабриной что-то случилось и она не доехала до дома от нас, — Валентин продолжил рассказ, его пальцы блуждали по моему лицу, легонько касаясь, а взгляд не отрывался от моих глаз. И я чуть не потеряла нить беседы. — Нам нужно было выманить его из убежища, чтобы он не успел ничего тебе сделать, — в глубине его глаз снова мелькнула тревога. — Ну и, заодно вытрясти, куда он тебя запрятал. К сожалению, по остаткам маяка координаты вычислить не получилось, — Валентин вздохнул. — Доминик тоже слишком осторожный, поэтому он вернулся не к Карине, а в своё ведомство, намереваясь прислать людей. Да только с его людьми пришли мы, с обвинением, и этого уж он точно не ожидал. А дальше, я по ещё горячим остаточным следам портала отправился за тобой, а Март остался улаживать все нюансы, — буднично закончил Валентин, усаживаясь поудобнее и развернув меня спиной к себе.
— А разве нельзя было по этим же следам сразу отсюда вычислить? — нахмурилась я, не слишком понимая во всех этих высоких магических материях.
— Нет, крошка, потому что Доминик уничтожил маяк, да и времени прошло больше, — терпеливо пояснил Валентин, сцепив руки на моём животе. — А в своём кабинете он чувствовал себя в безопасности, поэтому маяк плюс свежие следы — и всё получилось.
— И… что с ним будет? — поколебавшись, спросила я, поймав на ладонь шапку пены и сдув её.
— Вообще, по нашим законам, полуночные неприкосновенны, если только с разрешения хозяев. Так что, Доминика ждёт суровое наказание, — спокойно ответил Валентин и провёл губами по краю моего уха.
— Его… убьют? — почти шёпотом уточнила я, и так зная, что да.
— Конечно, — подтвердил мои догадки Валентин.
А дальше наша беседа прервалась резко распахнувшейся дверью, и на пороге появился Мартин. В небрежно расстёгнутой жилетке, развязанном галстуке, растрёпанный, он сразу посмотрел на меня, и, признаться, от сосредоточенного лица старшего носфайи стало слегка не по себе. В янтарных глазах клубился такой яростный водоворот эмоций, что, признаться, я испугалась даже, когда Мартин в несколько шагов стремительно пересёк ванну, остановился у бортика и нагнувшись, сгрёб меня в охапку, совершенно не обращая внимания на воду. Конечно, его одежда тут же промокла, я издала сдавленный писк, потому что Мартин так сильно сжал, что дышать стало сложно. По суматошному стуку его сердца я поняла, что он переволновался не меньше, а может даже и больше брата, и покорно обмякла в его руках, позволяя убедиться, что я здесь, живая и здоровая, никуда не делась и всё со мной в порядке.
— Лёля… — глухо выдохнул он мне в ухо, стиснув пряди на затылке, и столько облегчения и одновременно чего-то, подозрительно похожего на раскаяние, слышалось в его голосе, что мне на несколько мгновений стало даже неловко. — Лёлечка, девочка…
Мартин затих, так и продолжая обнимать, время от времени гладя по голове, а я терпеливо дожидалась, пока меня отпустят, отчего-то умиротворённо улыбаясь. В груди спирало от осознания, что я наконец в безопасности, и скоро стану бесполезной для остальных носфайи, кроме моих. Да, моих. А я — их. И сегодня вечером это станет окончательно, не на словах. Мы будем связаны до конца жизни. Я не жалею о принятом решении и менять его не собираюсь, нет. Но сначала, помыться и поесть, надеюсь, на голодный желудок ритуал не проводится.
Эпилог
Я, застыв и даже перестав дышать, не отрывала напряжённого взгляда от ветки, на которой беззаботно чирикала какая-то серенькая пичуга. Моя рука замерла буквально в нескольких сантиметрах от неё, и, кажется, сердце тоже замедлило свой стук, чтобы не спугнуть. Пить хотелось неимоверно, но я сдерживала порыв облизнуться — любое лишнее движение, и останусь без вкусненького. Ещё одно мгновение… Моя рука стремительно выпрямляется, но птица всё же на доли секунды оказывается быстрее и испуганно вспархивает, наградив меня сердитым чириканьем. Я разочарованно вздохнула, проводив её взглядом, и тут же за спиной раздался укоризненный голос:
— Лёля.
Обернувшись, виновато посмотрела на Мартина, державшего в руке стакан с тёмно-красной, густой жидкостью, и при виде неё у меня аж рот наполнился слюной.
— Пить очень хотелось, — пробормотала я, не сводя нетерпеливого взгляда со стакана.