Назови меня женой (СИ)

— Он ищет что-то, — охает Яна, без сил опускаясь в кресло, стоящее в холле. — Интересно, что?

— Какой-то компромат, — пожимаю плечами. — Но, Яночка, нас не интересуют этот отель и его хозяин. Пусть хоть взорвет здание к чертям собачьим и сам застрелится. Нас его делишки не касаются. Хочешь, возьми что надо. Нет, все заново купим.

Яна всплескивает руками и как больная бредет по комнатам. Заходит в детскую и оторопело смотрит на кроватку Миланы, куда чужие люди сложили все детские вещи.

— Я как на пепелище попала, — шепчет она, хватаясь руками за горло.

— Давай уйдем, — предлагаю я. — Попроси кого-нибудь из персонала…

— Нет, я сама, — лепечет Яна и, выйдя на террасу, воинственно наступает на кого-то.

- Что ты здесь устроил, Пантелей? Ты не выполнил условия договора.

— Ты докажи, что это я, — насмешливо фыркает он. И лениво поднявшись с дивана, направляется к нам. — Ничего не хочешь вернуть?

— У меня нет ничего, на что бы ты мог претендовать, — отрезает Яна. И возвратившись в детскую, торопливо достает детские вещи и складывает их в сумку.

— Пойдем, — направляется к выходу.

— А свои платья? — рычит вслед Пантелей и кивает в сторону блестящих тряпок, валяющихся на полу. Наверняка вечерние наряды известных брендов. Каждый из них стоит целое состояние.

Но Яна лишь подергивает плечиком.

— Носи сам, Пантелей. Дарю.

Игнорируя яростный взгляд новоявленного хозяина, обнимаю Яну за плечи. Как больную, завожу в лифт и, прижав к себе, чмокаю в нос.

— Ты держалась молодцом, девочка!

— Толку, Никитос, — вздыхает она. — Теперь я голая и босая. Но это к лучшему. Ничто больше не напомнит об этой гнусной семейке. Я свободна.

52

Из разгромленного пентхауса мы спускаемся на восьмой этаж. Заходим в мой номер. Здесь особых разрушений нет. Кто-то рылся в вещах, но не слишком рьяно. И постарался положить все на свои места. Меня это абсолютно не трогает. А Яна, устало плюхнувшись на диван, не замечает незначительных изменений.

— Номер сдать надо, — вздыхает она, набирая горничную. И когда та приходит, просит настойчиво.

— Пожалуйста, все проверьте, Нина Григорьевна!

Пожилая худенькая женщина с печальными глазами, деловито обходит обе комнаты и довольно кивает головой.

— Все в порядке.

А потом, повернувшись к Яне, спрашивает поспешно.

— Янна Сергеевна, мы же вчера игрушки стирали. Может, заберете, или тоже выкинуть?

— Как выкинуть? — охает Яна, поспешно подскакивая с места. — Все заберу. Иначе дети расстроятся. — А кстати, — устало трет лоб, — что-то я не видела игрушек в детской. Мы же не все стирали.

— Только любимые, — улыбается грустно горничная. — Остальные Пантелей лично вспорол. Ищет он что-то… Мы с девочками утром прибираться пришли, чуть в обморок не упали. Он велел все выкинуть. Хорошо хоть заяц Миланы и мишки близнецов уцелели!

— Да, конечно, — спохватывается Яна. — Пойдемте-пойдемте, я заберу. Они же плакать будут…

Длинным коридором мы идем в другой «лепесток» и, остановившись около маленькой каптерки, наблюдаем, как горничная торопливо заходит внутрь и, распахнув дверь, что-то ищет в глубине помещения. Выносит три пакета для стирки.

— Спрячь в сумку, пожалуйста, — просит меня Яна, а сама неожиданно кивает в угол, где среди швабр и щеток для пылесосов стоит волшебный посох, которым вчера мой брат приложил Пантелея.

— А это как здесь оказалось? — недоуменно спрашивает Яна.

— Так Пантелей велел выкинуть. А я пока здесь поставила. Красивая штука. Может, заберете, Янна Сергеевна? — предлагает горничная без энтузиазма. — Тут и абажур, и подставка имеются.

Видимо торшер приглянулся ей лично.

— Конечно, — улыбается Яна, к явному неудовольствию горничной. — Я его сама делала, когда мальчишек ждала.

Мне хочется спросить любимую, о чем она думала тогда? Мечтала? Но язык не поворачивается задать подобные вопросы при постороннем человеке.

— Я все заберу, — кивает Яна. — А вам, Нина Григорьевна, за помощь полагается небольшая премия.

Достает к радости горничной несколько купюр и добавляет поспешно.

— Прощайте!

С сумками, набитыми шмотьем и игрушками, мы торжественно шагаем через главный холл. Яна несет торшер, как священную реликвию, а у меня в руках два баула. Ничего лишнего.

— Ты потом не пожалеешь? — интересуюсь, засовывая вещи в багажник.

— Ни капельки, — улыбается Яна. — Мне тут ничего не надо, и ничто меня не держит. Едем, Никита!

Обхватываю любимую за плечи. Целую куда-то в висок, глаза, волосы. Чувствую, как Янкины руки оплетают мою талию, и вздрагиваю, услышав окрик, так похожий на Архипа.

— Янна!

Моя любимая отстраняется и, выглянув из-за моего плеча, приветливо кивает кому-то.

— Ставрос…

Повернувшись, изумленно гляжу на высокого грека, как две капли воды похожего на Архипа и Пантелея.

— Привет, девочка, — улыбается он, подходя к нам. Смотрит строго, но без осуждения.

— Я полагаю, тебе не нужны соболезнования, — усмехается совершенно спокойно. — Архип был еще тем сукиным сыном. Уверен, по нему никто убиваться не станет.

— Разве что Пантелей, — пожимает плечами Яна.