Назовите меня Христофором

Появился, вымученно улыбаясь, директор Дворца культуры, подталкивая перед собой бухгалтершу Люду. Люда хихикала и все одергивала на себе вязаную голубую кофту. Ее высокие финские сапоги привели в восхищение почти весь женский пол, а толстые колени, затянутые в сияющий капрон, изрядно возбудили мужской.

— Еще, еще кто-нибудь! — Гипнотизер вышел к самой рампе и стал искать взглядом.

Третий секретарь наклонился к своему сопровождающему, что-то шепнул ему на ухо, и тот, уронив папку и сильно хлопнув креслом, побежал на сцену.

Сосредоточенные мужички из духового оркестра, которые были еще оформлены подсобными рабочими во дворце, вынесли несколько стульев. Наблюдатели расселись, выставив колени и явно чувствуя себя неуверенно под взглядом тысячеглазого зала. Вытащили длинный стол, накрытый ярко-желтой плюшевой скатертью с бахромой, положили перед каждым несколько листов плотной белой бумаги, и комиссия уже расположилась более вольготно. Особенно вдруг переменился референт третьего секретаря: он непринужденно достал ручку-самописку, отвинтил колпачок, аккуратно привинтил его с обратной стороны ручки, дунул на перо, остро глянул в зал и деловито стал что-то писать на бумаге. Впрочем, ничего интересного он не писал — так, несколько раз каллиграфически вывел имя-отчество своего шефа: «Николай Иванович, Николай Иванович, Николай Иванович», а потом неожиданно для самого себя поставил длинное тире и приписал: «Мундук». Полюбовавшись на свой почерк, референт сложил листок вдвое, нашел глазами своего патрона и сдержанно кивнул, как бы говоря, не волнуйтесь, шеф, все под контролем.

— Голубчик! — остановил гипнотизер одного из рабочих сцены, известного в городе саксофониста Чичу. — Пожалуйста, подойдите к уважаемой комиссии, загадайте число, и пусть они запишут его. А я отвернусь.

— Да не-е… — начал Чича, но директор Дворца культуры одернул его:

— Чичканов! Делай, что тебе говорят!

Чича пожал плечами и, вихляя своим худым длинным телом, подошел к столу. Все сгрудились, пошептались, и референт быстро чиркнул ручкой в бумажке.

— Переверните! Положите на край стола! — командовал гипнотизер, отвернувшись. — Так!

Он быстро подошел к столу, протянул руки над листом бумаги и замер, зябко перебирая пальцами, как будто грел руки над открытым огнем. На Чичу он даже не смотрел.

— Три! — выкрикнул он. — Это число три!

Чича заухмылялся и ушел со сцены. Директор и бухгалтерша победоносно смотрели в зал — как если бы это они отгадали число, загаданное артистом. Референт поймал внимательный взгляд третьего секретаря и еле заметно пожал плечами.

Гипнотизер взял двумя пальчиками лист и показал его публике. Тройка была выведена очень качественно и жирно. Артист поклонился и небрежно заметил:

— Это, так… Для разминки.

Все захлопали.

— Сейчас будет задание посложнее. — Гипнотизер быстро-быстро потер ладошки. — Вы сейчас выберете в зале девушку, и я найду ее в течение трех минут. Наблюдателей прошу пройти со мной за кулисы.

Долго выбирали всем залом девушку. Наконец выбрали Венеру — продавщицу из «Партизанского» магазина. Ей хоть и было далеко за сорок, все точно знали, что она девушка.

Гипнотизер вернулся вместе с наблюдателями и объявил, что ему нужен проводник. В проводники набился самый недоверчивый — почтальон Григорьев. Он еще до начала представления публично в фойе подверг предстоящее действо злобной критике и обещал осрамить этого Бандиткиса перед всем честным народом. Григорьев вышел на сцену с каменным лицом. Гипнотизер взял его за руку, где обычно врачи слушают пульс, и напряженно замер. Вдруг нога его дернулась, тело сотрясли конвульсии, и он ринулся со сцены, волоча за собой сурового почтальона. Скатившись со ступенек, пара ненадолго встала, и опять артист подпрыгнул, задрожал ногой и побежал по проходу, таща за руку ополоумевшего Григорьева. Около Панкратыча, сидящего невозмутимой горой, гипнотизер затормозил, постоял, рванулся в одну сторону, в другую, замер и неожиданно рявкнул:

— Нет! Так дело не пойдет! Мы ведь, кажется, ищем девушку? Вы представляете? — обратился артист к залу. — Доходим до этого места, и вдруг он мне говорит — мысленно, как вы понимаете, говорит: «ЭТО ОН!»

И гипнотизер показал на несчастного Панкратыча, который еще не отошел от недавней обиды.

— Ну! Ты! — грозно заворчал тот на Григорьева и стал вставать, но супруга его, Зоя, не позволила ему этого сделать. Одной рукой она отчаянно вцепилась в него, другой же махнула ридикюлем в сторону бедного почтальона.

— Ну что привязались к человеку? — закричала она.

Зал веселился. Почтальон Григорьев пытался что-то объяснить, но его не слушали, а, обхохотав, просто погнали на место. Очень осерчал почтальон Григорьев: закричал, что все остолопы, что дурят их, а они и рады, но публика шумела, и мало что можно было услышать в этом гвалте. Григорьев забулькал, заклокотал и помчался к выходу. Чисто Гена Бектышанский. Публика улюлюкала ему вслед.