Назовите меня Надеждой (СИ)

– Что это? – недоуменно взглянул на меня начальник, и даже отстранил трубку телефона, забыв о собеседнике по ту сторону телефонной линии. Я промолчала. Как будто сам не видит. Волков вздохнул, и, взяв листок, небрежно чиркнул на нем свою подпись. Я удовлетворенно забрала заявление, и, прежде чем, начальник вернется к своему собеседнику, забыв о моем существовании, сказала:

– И знайте – это не вы меня уволили, а я сама ушла!

Сознательно и с удовольствием хлопнув дверью, я вышла из кабинета.

Вот и все. Работу я потеряла, теперь можно спокойно окунуться в пучину боли и страданий, наслаждаясь теми проблемами, что только ожидают меня впереди.

Я внимательно изучала потолок, стараясь абстрагироваться от происходящего. Врач – мужчина средних лет с пепельной сединой на висках, долго и старательно изучал мою грудь – сначала щупал вкруговую, надавливая пальцами, а затем и вовсе пошел мять всей ладонью. Честное слово, будто тесто месил. Неужели это так нужно? Я бросила на него короткий взгляд. Лицо мужчины было серьезным, но невозмутимым и спокойным, как будто даже равнодушным.

– Одевайтесь, - сказал он мне, наконец-то оставив меня в покое, а затем вымыл руки, и вышел из смотрового кабинета, позволив мне одеться в одиночестве. Я не надеялась на чудо, и поэтому прямо завела разговор об операции и дальнейшем лечении. Меня интересовало – что именно ждет меня. – Болезнь выявлена на ранней стадии, - сказал врач, - поэтому мы можем удалить саму опухоль, оставив молочную железу, но обычно мы удаляем полностью.

– Что вы посоветуете мне? – спросила я, стараясь не разрыдаться. Нельзя, нельзя. Возьми себя в руки!

– Вы женщина молодая, это можно понять, но я рекомендую, все же провести мастоптомию.

– Масто… Это…Это, - я заикалась, не решаясь произнести вслух эту страшную фразу. Было страшно осознавать ее смысл, а уж тем более, когда это имеет отношение ко мне.

– Это удаление молочной железы, - договорил за меня врач. – Вы можете отказаться, мы удалим пока опухоль, но придется чаще наблюдаться.

– Нет, - решительно сказала я. – Я не хочу жить в страхе, не хочу подвергать себя риску. Я согласна на эту…на операцию.

– Хорошо, - кивнул доктор. – Как только сдадите все необходимые анализы, сразу же приходите утром, натощак.

– А что именно нужно сдать?

– Я вам все напишу.

Сидя в коридоре и ожидая пока медсестра вынесет мне список необходимых процедур, я держалась, как могла. Я старалась не смотреть на молодую женщину, примерно моего возраста, чья голова была повязана платком. Волос под ним не было. Страшно. Боже, как же это страшно.

Я незаметно для себя шмыгнула носом. Проклятая аллергия. Конечно, это аллергия. Я ведь не плачу.

– Доченька, не расстраивайся, - обратилась ко мне рядом сидящая женщина. Я повернула голову, но не посмотрела на нее. Разговаривать мне сейчас совсем не хотелось. – Тебя будут лечить. Сейчас медицина пошла далеко, даже и такое вылечивают!

Конечно, действительно – чего мне расстраиваться? Подумаешь, в двадцать восемь лет остаться без сисек! Тоже мне, печаль да тоска. Я вежливо улыбнулась, и тут на мое счастье вышла медсестра.

Сказав ей сдавленное «спасибо», я взяла листок, и заспешила покинуть это страшное место под названием областной онкологический центр.

С этого дня начались хождения по кругам ада. Я понимала, что чем раньше приступлю к лечению, тем лучше для меня. Но мне хотелось оттянуть день операции. Я все ждала какого-то чуда, сама отлично понимая, что никакого волшебства не произойдет. Опухоль не рассосется и не превратится в доброкачественную. Я смертельно больна, и я должна, наконец-то осознать это и принять.

Удивительно, как мне удалось сохранить все в секрете. Маме я не хотела говорить, дабы не расстраивать ее. Но это было легко – она живет в деревне, и в город практически не приезжает. По телефону же я даже не сообщила о том, что потеряла работу, и поэтому на вопросы почему не могу приехать, ссылалась на то, что очень занята. Я понимала, что когда-нибудь придется сообщить маме эту новость, но я просто не могла решиться, я не знала, как это сделать. Да и не хотелось мне сейчас выслушивать причитания и охи-вздохи – и без того плохо.

С подругами же было и вовсе проще простого – я не появлялась в сети, на чем наша связь практически оборвалась. Пару раз, правда, звонила Ирина, но наша беседа состоялась в обсуждении ее нового коллеги, в которого она, кажется, влюбилась по уши. Я недолго слушала ее вдохновленные оды любимому, и вежливо, а может быть, и не очень, сказала, что меня ждут дела. На этом наше общение прекратилось. Обиделась, наверно.

Так что я решила пройти свой путь в одиночку. Так оно даже и лучше.