Назову своей

Не верить у Игната причин не было. Да и какая разница? С человеком жить, а не с его прошлым связями. В телегонию он не верил, как в любой псевдонаучный бред.

Люба заворочалась, перекинула руку через Игната, удовлетворённо вздохнула, он обнял в ответ одной рукой, другой взял женскую ладонь, поднял на свет. Небольшая кисть с коротковатыми пальцами с парочкой скромных колечек.

Вспомнились руки Риты – узкие, с длинными, музыкальными пальцами, которые венчал ухоженный, яркий маникюр. Не признавала его Ритка пастельных тонов, невзрачных нарядов, тонких цепочек, колечек, ей подавай броские, эксклюзивные вещи. Летела, как пчела на цветок, вернее, сама была цветком – экзотическим, издающим яркий, дурманящий аромат.

Люба неуловимо похожа на Риту, наверное, оттого глаз и задержался на ней, когда бездумно смотрел социальные страницы потенциальных невест. Молоденьких, до двадцати восьми-тридцати лет, отмёл сразу. Хотел бы нянчиться с детским садом – взял бы малыша из детского дома. Нужна женщина, которая родит ему ребенка, а не сама будет сопливым дитём. Остальные никакого интереса не вызывали, некоторые вовсе отталкивали, а на Любе взгляд задержался: красотка в красном заливисто смеялась, открывая ряд ровных, белых зубов.

Формально – ничего общего. Люба – светло-русая, волосы крашеные, однако заметно, что тон выбирала натуральный. Широковатое лицо, небольшой, уточкой, нос, полные от природы губы. Какая Рита от природы, не помнила уже она сама, Игнат тем более. Кажется, когда они только познакомились, она щеголяла копной каштановых волос, потом была блондинкой, теперь же жгучая брюнетка с волосами до пояса. Точёные, высокие скулы на худом лице, разлёт бровей, пухлые губы – всё следствие косметологических процедур, а не милости природы-матушки. Ритке шло, словно вся индустрия красоты специально под неё подстраивалась, на неё равнялась. Игнату оставалось оплачивать и пользоваться.

В Кандалах Игнат встретил совсем другую женщину, не ту, что видел на фото, но когда слетел повязанный платок и платье в пол, под ним обнаружился кружевной комплект белья и та самая красотка, что вызывающе смеялась на фотографии. Что сказать? Повезло!

– Игнат, домой пора, – заворочалась Люба, поглядывая недовольно в окно.

День подбирался к вечеру, с утра можно было купить целый арсенал оружия, они же отправились за одним-единственным пластиковым ружьём для Кирюшки.

– Подожди.

Игнат перевернулся на бок, вжал в себя женское, податливое, мягкое тело, провёл ладонями по спине и ниже, мужской организм отреагировал ожидаемо. Вдавился сильнее, оставил влажный след от языка на шее, давая понять, что не выпустит без финального аккорда.

– Люба… какая ты, – проговорил он, продолжая настойчиво поглаживать разомлевшую женщину, готовую вот-вот сорваться в ответном порыве.

– Нравлюсь? – промурлыкала в ответ Люба.

– Очень, – честно признался Игнат, не покривив душой.

Накрыл собой отзывчивую на ласку, уже готовую Любу. Она тоже стремилась впитать больше, насытиться наперёд, будто верила, что это возможно, что поутру организм не взбунтуется сильнее обычного, требуя своего.

Приехали в Кандалы, когда солнце катилось за линию горизонта. Попрощался чинно у калитки с Любой, вежливо кивнул выглянувшей Елене Ивановне, проигнорировал недовольный взгляд Петра. Таёжный охотник – не юная девочка, которую не стоит смущать лишними знаниями, переживёт.

Фёдор никак не отреагировал на появление брата. Полина сообщила, что скоро сядут ужинать. Дети не придали значения долгому отсутствию дядьки, у них своих забот хватало. По дому помочь, на улицу отпроситься, наиграться всласть. Маше к вечеру к списку обязательной литературы вернуться, сделать заметки в читательском дневнике. Родители зорко следили за учёбой чад, не забалуешь. Алексей хорошо учился, в институт поступил, девочки не хуже, а то и лучше брата: усидчивей, сообразительней, красноречивей. Отставать не должны.

Игнат помолился, как и вся семья. После поступления в училище он продолжал машинально молиться, правда, не демонстрируя, чтобы не вызывать насмешки, шёпот за спиной. На вопросы не хотелось отвечать, они непременно следовали за узнаванием, что Калугин – старовер. Ни одна конфессия на памяти Игната не вызывала столько интереса, слухов и домыслов, как старообрядчество.

А что интересного, спрашивается? РПСЦ* и РДЦ** – юридически и канонически независимое религиозное объединение, признанное государством. Беспоповцы, к которым принадлежали Калугины, церковь не признают, но подобные тонкости известны лишь интересующимся. Остальные разглядывают, как экспонат в Кунсткамере, чушь настолько несусветную несут, что головой о стену охота биться.

Вот же он – Калугин Игнат. Сын профессора кафедры Истории Церкви – современной, красивой женщины, в брюках, без платка – и генерала, без бороды лопатой на лице. Поступил на общих основаниях, ходит в наряды и увольнения, романы крутит, водку пьёт, на неприятности нарывается точно так же, как любой другой, а глаза таращат, будто леший из лесу выполз.