Разговор само собой перешёл на то, что, ввиду массы арестов, дела у г-на Шварца всё прибавляется. Сам генерал Ушаков, окончательно заваленный делами, уже просит о расширении своей Тайной канцелярии на два отделения и о прибавке по крайней мере двух дюжин новых чиновников. Он уже заявил, что в деле о заговоре против регента, возникшем по докладу князя Черкасского, можно будет допросить всех арестантов только через месяц. А подобные дела не могут ждать.
Добрейший Адельгейм заявил, что есть верное средство ускорить суждение дел, только стрит изменить условия пристрастия и пытки. По его мнению, Россия, как варварская страна, опоздавшая во многом, запоздала и в отношении обычаев судопроизводства.
Шварц горячо согласился со своим гостем-приятелем и стал доказывать то же самое, но уже со ссылками, с аргументами. Допрос с пристрастием и вообще сыск был конёк Шварца. Он относился к этому вопросу как специалист и как учёный.
Но едва хозяин начал чуть не лекцию, причём начал повествование чуть не с Адама, всё дамское общество воспротивилось такой беседе.
— Ну, хорошо… после! — сказал Шварц. — Дамы важных государственных вопросов не любят.
XXXIII
Тотчас после ужина, уже за полночь, гости стали разъезжаться, и в первом часу уехала и семья Кнаус. Остались лишь самые близкие друзья и ровни хозяина. Подчинённый Лакс тоже уехал.
Трубки и сигары задымились ещё пуще, и настоящее немецкое пиво, получаемое морем, полилось рекой.
Речь снова зашла о невероятном счастье для дикой России, что судьбы её очутились в руках герцога. Однако вскоре же хозяин перевёл разговор на свой конёк.
Разгорячённый беседой, а главным образом пивом, Шварц начал говорить воодушевлённо и красноречиво и действительно прочёл целую лекцию своим слушателям. Некоторых он очень удивил заявлением, что всё, что творится теперь в судах Европы и у них, в России, существовало ещё до Рождества Христова.