Называется Жизнь (социологический роман)-Вторая Часть Дилогии

Корабль кренило в разные стороны. Инга стоит одна на палубе, где очень жарко. Легкое головокружение от качки. Всюду снуют пассажиры. Она их всех знает, они ее — нет. Это цвет российской интеллигенции, высланной Лениным. Какое счастье, что она попала в среду людей, близких ей по профессии и говорящих на родном языке, в ту среду, о которой грезила в снах на этой новой земле. Это чудо. Она верила, верила, что оно свершится и судьба ей воздаст за страдания от одиночества. Все кончилось, теперь она уже от них никуда… Они на этом известном корабле, высланные и отторгнутые своей страной, но ничто не выдает в них упадничества, растерянности, невостребованности. У них вид занятых, вдохновленных каким-то важным делом людей. Сейчас она присоединится к ним и уже никогда не будет ощущать себя не у дел. Она делает несколько шагов, но что-то ей мешает приблизиться к ним. Она протягивает к ним руки, а они смотрят на нее, но как будто ее не видят, проходя мимо. Как будто она — человек-невидимка. Она знает, что она есть, она тут, жива, полна энергии и желаний, а они ее не видят. Может быть, она не видима только им? Для них она — невидимка, потому что у них свое видение человека, свои критерии к этому видению. И по их критериям она не проходит, поэтому они смотрят на нее, но при этом не замечают. Она для них — невидимка. Какой ужас. Как горько, одиноко и беспросветно. Сдавливающие все органы рыдания охватывают ее. Она в отчаянье. Поворачивается к ним спиной, лицом к морю, низко склонив голову. За бортом морская пучина. Миг — она будет там… и все! Проблемы, страдания, ощущения своей ненужности, неуклюжести, неприспособляемости — пучина все поглотит вместе с ней. И все кончено! Качка склонила борт так близко к воде, что уже не нужно никаких усилий, чтобы оказаться там. Еще миг — и она просто соскользнет за борт. И в самый крайний момент, когда она уже, казалось, ощущала воду на своем лице, из-за спины ее обхватывают сильные мужские руки. Она, окольцованная руками мужчины, с трудом поворачивается, чтобы увидеть его лицо, и перед ней Грегори. Он держит ее в своих объятиях, и качка, подталкивая их тела друг к другу, способствует чувственному возбуждению. Это спасение. Ей хорошо, тепло, комфортно физически, но внутренняя тревога не исчезает. Их тела так слиты, что не ощущается даже тонкая ткань одежды между ними. Они предаются ласкам, боясь проронить слово, чтобы звуком не нарушить волшебство близости. Она освобождает из объятий одну руку и хочет погладить возлюбленного по голове. И тут Грегори преображается в Питирима Сорокина, с которым она уже встречалась когда-то на корабле. Да, и тогда это тоже был корабль с цветом российской интеллигенции, которую выслал Ленин. Те же самые лица. Они все знают друг друга, а ее нет. Ей одиноко, хочется к ним присоединиться, но она не может себе это позволить. Ведь они попали разными путями на этот корабль. Их выслали, а она здесь добровольно. Но так ли уж добровольно? Но все равно она чувствует разницу между собой и ими и не решается к ним подойти. И тут один из них, Питирим Сорокин — известный философ, трудами которого она зачитывалась, подходит к ней. Ощущения, которые она испытала тогда в объятиях философа, сейчас точь-в-точь повторились. Он держит ее в объятиях. Он ее успокаивает, внушает оптимизм. Но тогда она не знала еще, что ее ждет, куда она приплывет на этом корабле. Сейчас она снова на этом же корабле, с этими же людьми, но она уже знает, что с ней было. А было всего немало. И она рассказывает, изливает душу перед ним: так у нее все случилось, что не нашла себя в в другой стране… Он великодушен, он не станет загонять ее в угол. Он поймет ее страдания. И она изливается перед ним, рыдая. Но ей хорошо, ей становится легче. Она чувствует, что он видит в ней большее, чем то, чем она кажется в глазах других из-за своей растерянности и неприкаянности. Вдруг появляется Саша. Она не понимает, как он здесь оказался. Он смотрит на нее с упреком и жестом призывает подойти к нему. Но Сорокин ее берет за руку, подводит к пассажирам — его друзьям, коллегам, и они ей улыбаются. Она счастлива, что перестала быть невидимкой для них. Они ее заметили. Они ведут дебаты о происшедшей трагедии 11 сентября. Они что-то говорят о недооценке роли философии в современном мире. О том, что только усиление влияния философии и наук о человеке может спасти мир от социальных катастроф. Теперь они сами протягивают ей руки и просят приобщиться к этой дискуссии. Ее душа ликует от ощущения своей нужности. Питирим Сорокин ни на секунду не выпускает ее руку из своей. И его собратья по судьбе улыбаются ему и поощряют в выборе дамы сердца. Это подогревает его, и он ведет ее на палубу в уединенное место. Там он останавливается и снова охватывает в свои объятия. Ей хорошо так, как, кажется, не было никогда в жизни. Сейчас она растворится в нем, и ей ничего больше не нужно. Она тоже загорается страстью и начинает отвечать поцелуями. Она целует Питирима Сорокина, а ощущает… что целует Грегори. И она не может понять, кто же это: Грегори или Питирим. Они ей кажутся одинаково нереальными, хотя ее тело охвачено чувственными ощущениями от близости с ними в каком-то одном лице — то ли Грегори, то ли Питирима. Качка усиливается еще больше, периодически сталкивая их и так слитые в объятиях тела. Она чувствует каждую частичку его тела, слышит биение его сердца. Это очень сладко, от этого кружится голова. Он (то ли Питирим, то ли Грегори) целует все ее лицо, и особенно глаза. Кажется, что он своими губами впивается в них до такой степени, что печет веки. Она пытается открыть глаза, но не может из-за жения век от горячих поцелуев.