Называй меня Богом (СИ)

Глаза горят, и в них столько чувств, что я вздрагиваю, когда его рука ложится мне на затылок. Он лишь слегка придвигается и припадает к губам в легком, успокаивающем поцелуе.

Когда касание губ прерывается, потоки электрических рисунков прекращаются, он вновь устремляет свой взгляд на меня.

- Все изменилось с нашей встречи.

- Что именно?

- Все.

Я медленно отстраняюсь, выравниваясь в сидячем положении, замечая, как нехотя он отпускает, но не прекращает касаться спины.

- Что могло измениться для тебя, Старшего Бога?

- Все, - повторяет он.

- Я уже ненавижу это слово.

- Ты ведь понимаешь, - Эйд притягивает меня за руку, обратно, в свои объятья, и по ней росписью разрастаются вязи татуировок, - эти символы соединяют нас. Это Судьба.

Оказываю сопротивление его напору, стремясь вырваться. И почему я вдруг стала такой? Он разрушил наш покой.

- Судьба. Это слово тоже ненавижу. Судьба как обязанность, не желание...

Уступает, как мне кажется, потому что моя рука вдруг становится свободной, но в следующий миг я уже прижата спиной к матрасу его могучим телом. Он возвышается такой сильный и грозный.

- Сколько ненависти. А как же другие чувства? Любовь?

Мой настрой опять сменяется, решительность пропадает, оставив место лишь любопытству.

Может быть, это все из-за обретенной божественности? Мое настроение меняется так резко и так часто.

Его следующие слова становятся для меня глотком живительной влаги... Или огня...

- Я так тебя желаю, жажду, что мне больно от этого. Все что нужно для твоего счастья - требуй. Ты для меня теперь важнее всего.

В следующее мгновение слезы вырываются из глаз. Реву, как маленькая девочка. Жутко стыдно и обидно за такое поведение, хотя плачу-то я от счастья.

Он улыбается, иссушая мои слезы легкими поцелуями.

- Не плачь, - шепчет.

- Мой, только мой - лишь радостно всхлипываю, обнимая его за шею и вдыхая любимый запах.

Я, скрывая от всех светлых чувств, что омоют,

Раскрываюсь тебе и горю пред тобою.

Ты забудешь других. В этот миг я решила.

Страстью бешеной вспыхнет воздух мой темнокрылый.

И если это дивный сон, то я хочу навек забыться...

Эйд обнимает и шепчет на ухо, что мой.

Мой... Мой... Только мой... - поет мне сердце, отбивая свой собственный ритм. И слезы никак не желают стихать.

Повсюду, где его руки, губы, алчущий язык касаются меня, татуировки сплетают узоры, и мне кажется, что это клейма, повторяющиеся многократно, прожигающие в сердце: поцелуи МОЕГО Бога.

И мне мечтается, что они останутся навсегда, как доказательство, как ласка его самолюбия на моем теле и ответ: я ТВОЯ.

Сопротивлению нет места в новом акте нашей любви. Мне кажется, что он не просто ласкает, что он лакомится, растягивая удовольствие, расписывая мое тело, пытая языками своего пламени.

И я томлюсь и теку, как если бы стала раскаленной лавой, поглощаемой Эйданом.

Его шепот, многократно выплетающий из тишины звуки моего имени. Пальцы, исследующие все мои территории, повторяя каждый контур телесных карт, лаская возникающие вязи, словно пытаясь догнать их и запечатлеть на все оставшиеся времена.

Мои припухшие губы, терзаемые желанием изучать моего Бога. Любить его рельефы, горы и равнины, припасть к коже, и упиваться, источая всхлипы, внемля всему происходящему.

Бедра сами раскрывают доступ к лону, вздрагивая, когда Эйдан тягучими ласками подкрадывается к средоточию моих желаний. Его уста касаются моих век, щек, скул, завлекая своей нежностью, словно играя в прятки.

Отвлекая настолько, что медленное вторжение становится неожиданным, тем самым, захватывая всецело, вытягивая протяжные стоны от такой искушающей пытки.

В момент, когда я уже готова царапаться и кусаться, ожидая, что вот он, наконец, начнет обратный отсчет пути, давая надежду на постепенное ускорение поступательных движений, Бог замирает.

И я готова впиться в губы до крови, от досады и злости, и умолять его всеми желаемыми им способами.

Но Эйдан касается виска, убирая с моего лица влажные волосы, и лишь требует взглянуть. Я подчиняюсь, встречая его огненный взгляд, наполненный и нежностью, и страстью, и неудовлетворенным голодом.

- Весь твой, котенок мой... веришь?

О! Я верю, - хочется крикнуть, чтобы он, наконец, начал желанное мной движение. Но из груди исторгается только недовольный стон. Выгибаюсь, потираясь набухшими сосками о божественную грудь, в надежде разрушить его сосредоточенность и невозмутимость. - Поверила еще в тот момент, когда ты любил меня пламенем взгляда, признаваясь в своем поклонении. Поверила, когда поняла, что могу потребовать твою жизнь, и ты отдашь ее, подчиняясь моим желаниям, ты станешь смертным. И я буду беречь этот дар, ведь сейчас знаю, что дарю тебе так же свою душу. О, Боги! Прочти мои мысли, молю, прочти, потому что у меня нет сил ответить словами.

Прочти...