Называй меня Мэри

Он оказался еще мудрее.

Потому что в том же году начался Майдан, и каждого, кто тогда служил в милиции, народ проклял как устно, так и в социальных сетях. Достаточно было просто носить форму, иметь звание и должность, чтобы оказаться слугой преступного режима. После победы Майдана и с началом войны волна вымыла из органов многих. Каждый имел клеймо, которое старался вытравить, как знал и умел.

Олег Кобзарь, например, пошел добровольцем на Восток.

Чтобы вернуться с еще большим позором и окончательно сменить род деятельности.

Пока ему не напомнил о себе бывший начальник Игорь Пасечник…

8

Тут, в «Фильтре», старые приятели встречались во второй раз.

До того Медвежонок приглашал его в неприметные, дорогие и помпезные, обычно пустые рестораны. Даже вечером выходного дня в залах не бывало посетителей. Мэтры здоровались с ним, не проявляя больше никаких эмоций, официанты ни о чем не спрашивали. Пасечник, в свою очередь, не просил меню, всегда заказывая по памяти.

Кобзарь еще в розыске подобные заведения преимущественно обходил стороной. Его клиентов чаще можно было найти в дешевых забегаловках, а то и вовсе в заброшенных квартирах, притонах, подвалах, у проституток, на дальних окраинах. Словом, всюду, куда человек, которого принято считать приличным и солидным, зайдет лишь в крайнем для себя случае.

Например, в кафе «Фильтр».

На самом деле оно так не называлось.

Над дверью собственник разместил скромную табличку «Бистро», и тут собирались окрестные маргиналы. Совсем уж притоном «Бистро» не выглядело: деревянные столы в два ряда с лавками, запрещалось курить, пьяным не давали упасть — выводили по просьбе, а чаще по требованию Зои или Кати. Женщины работали тут поочередно, в их обязанности входило разливать алкоголь, делать кофе-чай, греть в электрической печке котлеты, вареную картошку, блинчики с творогом-мясом, зажаренные куриные крылышки и пирожки. Буфетчицы будто нарочно прошли пробы и получили роли, настолько колоритной выглядела парочка. Зоя — приземистая, коротко стриженная, полноватая, не часто улыбалась. Катя, наоборот, длинная, худая, одну прическу не носила долго, постоянно шутила и могла налить в долг, если, конечно, клиент постоянный и проверенный. Единственное, что объединяло обеих: это были женщины, чей возраст невозможно определить на глаз.

Сегодня была смена Зои.

Расположение забегаловки оказалось очень удобным для местных таксистов. С одной стороны — стихийный рыночек, с которым прежде не могла справиться милиция, а теперь полиция. Рядом спальный район, почти весь застроенный старыми «хрущевскими» домами. Чуть дальше — конечная остановка сразу нескольких маршруток. Все размещалось вокруг небольшой площадки, все пути которой вели к «Бистро». Так сложилось, что в округе не было другого места, где с восьми утра до одиннадцати вечера можно выпить кофе. И таксисты давно освоили местность, сделав участок рядом с кафе своей базой. Подобные неформальные стоянки они называют фильтрами. Нет ничего удивительного в том, что забегаловку, куда постоянно наведывались, они тоже стали звать между собой так. А со временем название «Фильтр» распространилось и по всему микрорайону.

Если бы Пасечник появился тут, одетый привычно для себя, на него обязательно обратили бы внимание.

— Олег, кофе свой забери! — гаркнула Зоя.

— Момент.

Кобзарь сходил за двумя бумажными стаканчиками эспрессо, поставил один возле Медвежонка и хмыкнул, когда тот брезгливо поморщился.

— За точно такой ты в понтовых кабаках платишь тридцать гривен.

— Пятьдесят. — Пальцы Пасечника осторожно, будто это было хрупкое стекло, стиснули стаканчик с двух сторон.

— Тут шесть таких выпьешь, еще и сдачи дадут.

Медвежонок вздохнул — так уставшие родители реагируют на непослушных упрямых детей.

— Почему я постоянно должен за тобой подтирать, не знаю и не узнаю никогда.

— Не так уж и постоянно.

— Ага. — Пасечник кивнул, слегка пригубил кофе. — Когда был твоим начальником, прикрывал тебя через два раза на третий. Именно тебя, Лилик. Не Головко, не Нагорного, не Свистуна…

— Ну-ну, вспомни весь отдел поименно. Может, соберешь всех, выпьем, подуреем. Без Свистуна, ясно.

— Знаешь, как говорят: своей дури хватает, — отмахнулся Пасечник. — Не спрыгивай с темы, Кобзарь. Говорим по делу и разбегаемся. Жена ждет. Она долго не может одна, забыл?

— Не забыл. Как Алла?

— Держится.

— Не лучше?

— Сейчас лучше. Потому и держится, пока снова не стало хуже.