Называйте меня пророком

Свершающейся ли? Ответа осталось ждать недолго. Последние минуты Енисеев не сводил глаз со стрелок своих часов. Две минуты… одна… Ему казалось, что он уже слышит приближающийся шум самолетных двигателей, но наверняка сказать было нельзя — туман, как вата, гасил звуки снаружи. Когда секундная стрелка обежала последний круг, а минутная неотвратимо скакнула к отметке 41, ничего не произошло. Но еще через пару секунд сжавшийся в комок Енисеев услышал отдаленный глухой удар и скрежет, как будто тяжелая лодка толкнулась в причал, и заскрипели в ржавых уключинах весла. Стекла слегка задрожали. Он с трудом оторвал взгляд от циферблата. Ничего не изменилось. Туман за окнами был так же неподвижен, как и прежде. Енисеев пытался уловить еще какие-то звуки, но их больше не было. Туман, тишина. Те же слоняющиеся, дремлющие люди. Только собака в углу вскочила на ноги, поджав хвост, ее тусклые глаза блеснули, уши встали торчком. И тут, разорвав пелену тумана, раздался страшный вой пожарных сирен и загрохотали сапоги бегущих к выходу солдат.

Енисеев не помнил, как он оказался на летном поле. Он и другие люди шли как призраки в мерцающем тумане. Их силуэты были едва различимы, они словно парили над землей. Призраки перекликались, как грибники в лесу. На самом же деле они вовсе не перекликались, а наперебой кричали в мобильные телефоны, торопясь сообщить сенсацию в свои далекие, призрачные редакции. Эхо безразлично разносило их восклицания по тонущему в молочной белизне полю. В руке у Енисеева тоже был мобильник, но он позвонил только Наде, удостоверился, что она жива-здорова. О разбившемся польском самолете он не сказал ей ни слова. Когда Енисеев обернулся назад, он не увидел аэропорта. Не видел он ничего и впереди, и по бокам, просто шел за другими призраками. К дегтярному запаху тумана всё отчетливей примешивался страшный запах гари. Они шли по этому запаху, пока туман не перечеркнула косая линия, оказавшаяся при ближайшем рассмотрении ржавым крылом транспортного самолета «Ил-76». Его огромные моторы напоминали подвешенные к крыльям атомные бомбы. Обойдя облупленную громадину лайнера, они наткнулись на еще один такой же «Ил». Это было кладбище транспортных самолетов. Их тяжелые, смахивающие на дирижабли фюзеляжи грозно и мрачно выплывали из тумана. Они понуро стояли вдоль поля, как почетный караул на похоронах советской авиации. Когда идущие в тумане миновали последний «Ил», путь им преградила цепь растерянных солдат. Они тонко, по-мальчишески ругались матом.

Енисеев вернулся в туман, к огромным ржавым «Илам», обогнул их с другой стороны и пошел куда-то уже в полном одиночестве. Он двигался словно в облаке, не видя никого и ничего, наедине со своей судьбой. Где-то позади остались другие люди, тоже наедине со своей судьбой, и никто не мог ей противостоять. Человечество было толпой одиноких людей, идущей в тумане навстречу своей смерти.

Только бетонные плиты под ногами говорили, что Енисеев всё еще находится на летном поле. Он шел, запах гари и керосина всё усиливался. Сквозь туман проглянуло бледное солнце, подул ветер. Енисеев почувствовал, что идет по мягкой земле, увидел силуэты голых берез.

И тут, в какие-то секунды, необъяснимым образом всё прояснилось, туман исчез, как будто его и не бывало, и ужасная картина открылась глазам Енисеева. Он стоял в двухстах метрах от дымящихся обломков разбившегося самолета.

…Через несколько часов, когда продрогший, едва переставлявший ноги Енисеев вернулся в аэропорт, он снова встретил белобрысого поляка. Тот, похоже, ждал его.

— Прости, — сказал он, взяв Енисеева за руку. — Я не поверил сразу тебе, шутил…

— Но ты сделал всё, что мог. Тебе не в чем упрекать себя.

— Я просто пересказал тому пану то, что услышал от тебя. Я ни в чем его не убеждал. А мог бы. Ты веришь, что самолет бы не разбился, если бы летчики узнали о твоем предсказании?

— Для этого им тоже надо было бы поверить в него. А кто я такой, чтобы мне верить? Извини, мне надо идти.

— Можно я напишу о твоем предсказании?

— Пиши. Напечатать тебе это не дадут, потому что ваши, по старой привычке, будут обвинять в случившемся наших. А мое предсказание будет этой версии противоречить.

— Ты можешь дать мне свой телефон?

Енисеев сунул ему отсыревшую визитку и ушел.

* * *

Енисеев не знал, написал ли что-нибудь белобрысый журналист о его пророчестве, но в неослабевающем потоке сообщений в интернете о гибели польского «Ту-154» ему ничего похожего не встречалось. Видимо, он был прав, говоря, что такая информация полякам будет невыгодна. А в том, что будет молчать, как рыба, «куратор из дефензивы», Енисеев не сомневался изначально.